И станешь ты богом - Александр Костожихин

Тогда Кудыма предложил хитрость. Обдумав её, согласились, что лучшего придумать трудно. Осторожный Гондыр в довершение добавил, мол, всю деревню воевать смысла нет. Хватит захвата одного лишь каравана. Ингрельд со своим отрядом будет прикрывать отход. Уходить – водой, на плотах. Согласились и с этим.

Затем воевода лично выставил караулы, а остальным приказал спать.

Посветлело небо. С реки потянуло зябким холодком. В деревне на разные лады закричали голосистые петухи. Ещё только-только взошло солнце, позолотив верхушки деревьев; не успела высохнуть густая роса. По полю стлался плотный, низкий туман. Из леса в сторону деревни вышел на дорогу небольшой отряд. Навскидку – человек сорок. Впереди отряда, важно и не торопясь, шествовал здоровенный мужичище с секирой за спиной, по всей вероятности, купец. Судя по одежде и доспеху – знатный викинг. Десяток полуголых носильщиков, сгибаясь под тяжестью вьюков, бодро притаптывали пыль. По бокам и позади каравана шли воины. Ничего особенного в этом никто не замечал – далеко не всякий может позволить себе купить дорогих в этих местах лошадей. Если же пробираться узкими тропинками, торгуя с лесными племенами, то волы с телегами плохая подмога, скорее помеха. Поэтому многие купцы предпочитали нанимать носильщиков. Товар товару тоже рознь. Если, например, у тебя драгоценный фарфор из Стран Западного края – тут лучше могучих плеч нет ничего. Мягче человека ни одно вьючное животное идти не может. И выносливее человека тоже никого нет. Ни одна лошадь, ни один верблюд или вол не выдержат расстояния, которое способен без передышки одолеть человек. Для натренированного, опытного носильщика восемьдесят вёрст, не спеша – нормальное расстояние. А вот такое животное, что выдержит столько же вёрст в день под грузом, еще поискать надо!

Караульный равнодушно посмотрел на очередных подходивших гостей. Несколько раз степенно ударил в колокол. Пора выгонять скот. Стража у ворот, кряхтя от натуги, сняла тяжеленный затвор, распахнула створки. Пастух оглушительно щёлкнул кнутом, и коровы послушно потянулись в проём.

За этими повседневными делами никто не обратил внимания, как от отряда отбежали в сторону трое воинов и, присев на одно колено, подняли в сторону вышки заряженные арбалеты.

Подождав, когда стадо выйдет из ворот, в деревню вошёл «караван». Как только «носильщики» миновали порог, фальшивые тюки были сброшены, в руках холодно и безжалостно блеснуло выхваченное из них железо. Сбитый тремя арбалетными болтами, с вышки упал караульный. Стража у ворот даже толком ничего не поняла, как была в миг перерезана. Далее «носильщики» кинулись в ближайшие три дома к корчме, а в корчму ввалились остальные. Полусонных людей убивали быстро и безжалостно. Иногда вспыхивали короткие ожесточённые схватки, когда охранники успевали схватить меч или копьё, но это было отчаяние обречённых. Не менее кровавая драма разыгралась в захваченных домах. Убивали всех – мужчин, женщин, детей, стариков. Чтобы никто потом не смог ударить в спину.

Выскочив из жилищ, выстроили боевую цепочку лучников, прикрыв её щитоносцами. Жители деревни сумели сорганизоваться на удивление быстро. И вот в ватажников уже полетели первые стрелы, оттуда, где в глубине улицы собирался кулак из наспех вооружённых людей. Всё это напомнило Гондыру нападение на его деревню. Только соотношение сил тогда было другим.

Страшное оружие – боевой лук, когда он в умелых руках! Опытный стрелок выпускает от восьми до двенадцати стрел в минуту. На расстоянии ста шагов все они втыкаются в пятачок, закрываемой одной ладонью.

Ливень стрел обрушился на толпу плохо вооружённых людей и вмиг их рассеял. Спасаясь от смертоносного дождя, жители деревни бросились под защиту изб и хозяйственных построек. К лучникам в цепь встали подоспевшие арбалетчики. Теперь били на выбор по любому, кто пробовал высунуться из укрытия. Десятка три, утыканные стрелами, остались валяться на улице. Кто-то громко орал от боли, кто-то пытался отползти. Им не мешали. Более угрозы они не представляли.

Тем временем бойня в корчме закончилась. Отпихивая трупы, скользя в лужах крови, ватажники спешно вытаскивали товар и вьючили лошадей. Верблюдов решили не брать. Кто-то выбивал из очага котлы для варки пищи, кто-то сгребал посуду, кто-то тащил бочонки с квасом, мёдом, пивом, кто-то обирал мёртвых. Несколько человек вязали в загоне овец, отрубали головы курицам, индюкам и гусям. Всё делалось споро, слаженно. Чувствовалась немалая сноровка воинов в таких делах.

Жители всё же решились на вылазку. Пробравшись тайком вдоль тына, ударили с двух сторон. Их было немало, этих отважных людей. Положение уравнивалось тем, что стрелки из лука были без доспехов. Только семь щитоносцев, Ингрельд, да три арбалетчика несли полный доспех. Воины отбросили луки, выхватили мечи. Схватились. По флангам прикрытия закружилась в лязге холодной стали рукопашная схватка.

В центре обороны щитоносцы сбили щиты, выставили копья. Под их защитой арбалетчики продолжили вести обстрел улицы, не давая основным силам ввязаться в бой, ударив в лоб. Как только кто-нибудь выскакивал из укрытия, так его моментально пронзал болт. С такого расстояния арбалетные стрелы били практически навылет.

Прикрывая, в свою очередь, щитоносцев и корчму, где продолжался грабёж, стрелки разбились на два отряда. Правый фланг, во главе с Ингрельдом, насчитывал четырех бойцов, включая его самого; над левым флангом взял на себя командование Пятка, и с ним было еще семеро.

Против них выскочило до тридцати бойцов с каждой стороны. Ватажники стояли широкой цепью. Вооружённые спатами, они нуждались в просторе для манёвра. Ингрельд достал свою любимую секиру, Пятка обнажил гладиус.

Пытаясь прорвать хлипкие на первый взгляд фланговые цепи, жители деревни столкнулись с жесточайшим сопротивлением, которого они не ожидали. Это им не со стен врага расстреливать! Откуда простым деревенским парням было знать искусство убийства? Конечно, все они были крепкими мужами, хорошими охотниками. Но этого мало для серьёзной рукопашной схватки против профессионального воина, смысл жизни которого состоит в одном: «убей себе подобного».

Несмотря на огромное численное превосходство, деревенским пока не удавался их план – смять с флангов отряд, ударить в лоб основной массой и выдавить разбойников из деревни, а то и уничтожить их полностью.

Ингрельд, поудобнее перехватив секиру, коротко полоснул подбегавшего противника по животу справа налево. Из разреза с шипением поползли толстые, сизые кольца кишок. Не останавливая движения, развернулся направо и, сделав шаг, обрушил тяжесть широкого клинка на висок пробегавшего мимо деревенского бойца. Череп не выдержал чудовищного удара и лопнул, брызжа кровью и мозгом. У ног викинга на коленях стоял несчастный, в ужасе, судорожными движениями пытаясь запихать нутро обратно в утробу. Свей толкнул его ногой, чтобы не мешал, перепрыгнул через бьющееся в агонии тело. За ним устремились, прикрывая варяга широким клином, остальные трое ватажников. Четвёртый, разрубленный ударом топора, валялся в пыли.

Глаза викинга смотрели холодно, не моргая, замечая в сумятице боя любое движение. Вот он с лёгкостью увернулся от брошенного копья, скользнул вбок от удара мечом, отбил топор. Секира в его руках гуляла, разрубая тела, отсекая руки, кроша черепа. Прикрывавшие Ингрельда бойцы не давали врагу зайти за его спину, в свою очередь врубая тяжёлые мечи в мягкие тела. И враг не выдержал. Побежал. Жалкие остатки откатились обратно за сараи и избы. Свыше двадцати человек потеряли селяне на этом фланге, убив всего-навсего одного ватажника.