«Попаданец» на престоле - Сергей Шкенев

— Мы никому этого не забудем! — Бенкендорф молодец, даже сейчас думает наперед.

— Так будет! — Глоток из вернувшейся обратно чаши. — Я очень злопамятный.

Унылая торжественность момента нарушилась часовым, влетевшим в кабинет спиной вперед. Потеряв ружье, он прокатился по скользкому паркету от дверей до камина, безуспешно стараясь остановиться. Докатился, сшиб принесенную корзину с дровами, сел, потрясенно озираясь, да так и остался там сидеть, приняв лихой вид под августейшим взором. Появившийся следом военный министр имел противоположный, какой-то встревоженный вид:

— Ваше Императорское Величество, доставленные сведения требуют немедленного…

— Знаю, Алексей Андреевич, все знаю. Держи.

— Скорблю вместе с вами, Ваше Величество! — Аракчеев принял протянутую вазу, принюхался и с превеликой охотой припал губами к краю. Остановился перевести дух и снова приник.

— Силен… — прошептал отец Николай еле слышно, но с завистью.

Министр перевернул опустевшую братину.

— Слава героям! Только я по другому поводу, государь!

— И опять что-то плохое?

— Так точно! В прошлый раз вами было приказано выбросить рапорт о злоупотреблениях генерала от инфантерии Кутузова и наказать доносчика…

Хм… а что это он так многозначительно замолчал и косится в сторону моих собутыльников, пардон, других, ранее удостоенных аудиенции? Что за секреты? Ну, подумаешь, запретил Михайло Илларионович своей властью печатать в Вильно газеты на любых языках, кроме русского, и что? Издатели обиделись на звание геббельсовских выкормышей, данное им военным губернатором? Или объявление прусских купцов, промышляющих английской контрабандой, фашистскими пособниками кому не по нраву? Я, например, очень даже не в претензии. Более того, совершенно одобряю.

Уж не знаю, насколько велика вероятность того, что случилось невероятное… Но только в том доносе абсолютно все указывало — ежели Михаила Илларионовича окликнуть фамилией Варзин, он непременно отзовется. Кто еще сможет устроить в провинциальном гарнизоне службу по уставу, который даже не написан? С ночными тревогами, рытьем окопов и блиндажей, с вечерними прогулками строем под песню «Мы не дрогнем в бою за Отчизну свою, нам родная страна дорога…». А последние сомнения пропали от упоминания некоего капитана Алымова, который непременно бы вывернул нерадивым подчиненным наизнанку все, до чего успел бы дотянуться.

— Ты хочешь сказать, Алексей Андреевич, что литовский губернатор недостаточно усерден в службе?

— Никоим образом, Ваше Императорское Величество! С некоторых пор он даже излишен в своем рвении.

Интересно, что же должен натворить гвардии рядовой, чтобы это беспокоило военного министра? Объявил войну Англии? Так мы ее уже имеем. Войну имеем, а не Англию, хотя, конечно же, лучше наоборот. Или уговорил прусского короля повесить всех подданных с именем Адольф? С Мишки станется… Но если у него, как у меня, остались воспоминания, чувства, знания… Нет, лишнего не позволит. Наверное, не позволит.

Да, кстати, а кем сейчас Мишка стал? Я, по большому счету, более чувствую себя императором, хотя прекрасно знаю, что это не совсем так. Кто он? Генерал от инфантерии с характером красноармейца-гвардейца был бы предпочтительнее рядового с генеральскими замашками. Конечно, немного цинично по отношению к другу, но…

— Да ты продолжай, Алексей Андреевич, продолжай, — подбадриваю сделавшего паузу Аракчеева. — Чудится, скажешь нечто презабавное.

— Куда уж забавнее? — Голос министра сух и горек. — Войсками литовского губернатора захвачен город Кенигсберг, а королю прусскому направлен оскорбительный ультиматум, требующий немедленной отправки Королевского флота для блокирования Балтийских проливов против английской эскадры.

— У Пруссии есть военный флот? Не знал.

— Его нет, Ваше Императорское Величество. Но сей факт не смутил Михаила Илларионовича, ссылающегося на заключенный им же договор.

— Э-э-э…

— Конечно же, государь, это вы заключили договор, а Кутузов был лишь посредником.

— Так, значит, его требования законны?

— Да, но сам акт агрессии? И что скажет Европа?

— А Европа, милейший Алексей Андреевич, пусть поцелует мою азиатскую задницу. Фридриху Вильгельму немедленно отправить поздравления по случаю успешного предотвращения фельдмаршалом, да-да, не ослышались… фельдмаршалом Кутузовым… попытки высадки английского десанта близ Кенигсберга. И заверьте, что Россия впредь не допустит враждебных действий по отношению к дружественному государству со стороны кого бы то ни было. Напишешь? Или Ростопчина попроси, у того слог побойчее.

— Но это война, государь!

— С кем? Не смеши — проглотят и утрутся. А поздравления позволят сделать это как бы без урону для чести.

— Как бы?

— Не придирайся к словам! Располагаясь между наполеоновым молотом и моей наковальней, пруссаки обязаны любить и ненавидеть только того, на кого укажу им я! Улавливаешь мысль?

— Да, но после ревельского разгрома…

— Разгрома, говоришь? Ну-ну…

Всё, наконец-то разошлись, оставив в одиночестве. Не часто такое, обычно всегда кому-то срочно нужен. И получается царь на побегушках — величество туда, величество сюда… Вон французский посланник третьи сутки встречи добивается — ну его на хрен! Не могу просто и прямо глядя человеку в глаза заявить, что в гробу видал всю египетскую армию вместе с генералами. Не поймет, будет опять плакаться и клянчить помощь, предлагая взамен честно поделить Оттоманскую Порту. Обойдется! И вообще, судьбы мира могут подождать, когда русский император пребывает в печали.

Но долго в ней пребывать не получается — в голову лезут мысли. Мысли разные, толковые и бестолковые, умные и не очень, грустные и… и опять грустные. Кулибин взялся за перестройку Сестрорецкого оружейного завода — где взять денег на новые молоты, хотя бы падающие? Иван Петрович нашел аптекаря, оказавшегося чуть ли не великим химиком, — где взять денег для нового порохового производства? Я запретил торговлю с Англией — где взять денег, чтобы самому скупать то, что еще недавно уходило за море? Я — голодранец! Штаны продать, что ли? Товарищи, никому не нужны царские штаны? Так и знал, никому… Дожидаются, пока они останутся последними, да отберут за долги.

Кстати, о долгах. И как мамаша умудрилась набрать столько, что и моим правнукам придется расплачиваться? И главное, где эти денежки? А нема золотого запасу! Разошелся по ее хреноголовым хахалям — сто тыщ направо, сто тыщ налево… Налево больше уходило. Курва матка, по-польски выражаясь!

— Дежурный!

— Здесь, Ваше Императорское Величество! — Тут же, будто из-под земли, появился один из лейб-кампанских прапорщиков.

— Графа Кулибина ко мне! Срочно! Аллюр три креста!

Гвардеец скосил глаза на грудь, где горделиво и одиноко висела маленькая медалька, что-то прикинул про себя и опрометью бросился исполнять приказание. Хм, меня, кажется, опять неправильно поняли.