Доктор болен - Энтони Берджесс

— Очень рад, что вы нашли возможность, доктор. Публика с недержанием вас ожидает. — На потолке тяжело барабанили большие грубые башмаки. — Хрен им, — сказал Лео Стоун, глянув вверх. И громким серьезным культурным тоном обратился к аудитории: — Нам выпала неоценимая невыносимая честь, — видно было, одно время он выступал на сцене, — приветствовать, я полагаю, доктора Ливингстона, зачесавшегося среди нас. То есть доктора Прибора, блаженной памяти. И, возлюбленные мои братья, доктор он не по сифилису, пусть даже от меня нынче попахивает подручным доктора по сифилису. — Он деликатно принюхался к своему левому лацкану. — Все шансы-шмансы на успех, а? — расплылся он в улыбке. И серьезней продолжил: — Док хочет вас обрисовать, то бишь вам адресовать кое-что, и я могу поклясться, бывал он и по приличным адресам. Исполнял свое знаменитое на весь мир представление перед герцогом Коннахта, принцем Уэльским и в прочих публичных домах. Немного похлопаем доку двумя руками, а если найдутся, то всеми тремя. — Четверка в башмаках, тяжело топая, уже неуклюже спускалась по лестнице. Эдвин оглядел свою аудиторию, узнал улыбавшуюся бородавчатую Кармен; девушку с распущенным ртом и с куделью на голове, похожую на шлюху, на смущенную деревенщину, или типа того; узнавал, кажется, разнообразные кариозные рты, немецкую овчарку и прочих, чье присутствие на лекции по филологии обычно не ожидается.

— Леди и джентльмены, — четко, уверенно начал Эдвин, — диалект ли кокни? — При этом собака, сидевшая с высунутым языком, закрыла пасть и полностью сосредоточила внимание на Эдвине. — Все зависит от того, что мы понимаем под диалектом. Полагаю, большинство из нас понимает под диалектом форму языка, свойственную определенному региону, — составную часть языка, так же, как регион — часть страны, — обладающую характеристиками, непосредственно связывающими ее со стандартной версией языка, по отличающуюся от стандарта фонетической системой, словарем и особенностями синтаксиса и морфологии, которые вряд ли можно найти в любой другой форме языка. Нельзя, разумеется, отрицать отражения одного диалекта в другом, наряду с отражением одного региона в другом. В конце концов, жизнь — континуум, а язык — аспект жизни. — Глаза аудитории, прежде стеклянные, теперь остро глянули на подвальную дверь, на пороге которой стояли двое грузных мужчин, жуя воображаемые сигареты. — Важный аспект диалекта, — продолжал Эдвин, — заключается в его претензии на серьезное восприятие в качестве стандартной версии языка, на равную со стандартом древность, на развитие в соответствии с теми же фонологическими законами и принципами семантических изменений. Ибо что, леди и джентльмены, дает стандартной версии языка, — например, скажем, королевскому английскому, — право претендовать на особое уважение, скажем, на гегемонию? Безусловно, не какие-либо присущие ему особенности, — только факт долговременного его использования наиболее влиятельными в стране людьми.

— Что, — спросил один полисмен, вероятно сержант, — тут происходит? — Он был крупней, старше, источал больше властных полномочий.

— Лекция, — объяснил Эдвин. — По филологии. — Близнецы Стоун сохраняли спокойствие.

— Сдается мне, дело тухлое, — сказал сержант. — И я не с тобой разговариваю. Я разговариваю с содержателем заведения, кто б он ни был.

Эдвин разозлился. Это был его парад.

— В данный момент, — заявил он, — вы стоите в лекционном зале и прерываете лекцию. Будьте добры завершить свое официальное дело, если таковое имеется, и позвольте мне продолжать.

— Это что еще за разговор, — сказал сержант. — Дело тухлое, и я с тобой потом разберусь. — Он ткнул пальцем в сторону Лео Стоуна. — Ты, — сказал он. — Я тебя знаю.

— Вы ко мне обращаетесь или к собаке? — учтиво уточнил Лео Стоун.

— Ты знаешь, к кому я обращаюсь, — сказал сержант. — Не лебези со мной. Мы с тобой слишком близко знакомы.

— Вы, — спросил Гарри Стоун, — ему угрозаете?

— Держи пасть на замке, — проворно бросил Лео. — Да? — обратился он к сержанту.

— Пришла информация, — сказал сержант, — согласно которой у нас имеются все основания думать, что тут свободно продается спиртное в любое время, больше того, заведение это используется для незаконного сбыта наркотиков, продажи и скупки краденого и контрабанды, а также пользуется дурной славой. Вот, — заключил он.

— Убийств мы тут таки не допускаем, — сказал Гарри Стоун. — Мезду просим, узе кое-сто.

— Тебя не спросили, — сказал сержант. — Предъявлю вот тебе обвинение в препятствовании властям. Чего мне хочется знать, так это чем вы тут все занимаетесь?

— Просвещаемся, — сказал Лео Стоун. — Просвещение противно невежеству, а люди образованные противны необразованным, если вы меня понимаете.

— Я не затем сюда пришел, — сказал сержант, — чтоб мне всяческими сарказмами мешали, препятствовали и противодействовали исполнению служебного долга. — И с озабоченным видом переключился на Эдвина. — А это, кстати, кто такой? Никогда его раньше не видел. Чем он промышляет, хотелось бы знать.

— Меня зовут, — представился Эдвин, — доктор Прибой. Промышляю лингвистикой.

— Не нравится мне это, — сказал сержант. — По-моему, не очень-то вы похожи на доктора. В пижаме и в этой вот шапке на голове.

— Эксцентричность, — разъяснил Лео Стоун. — Как человек образованный, он должен быть эксцентричным. Правильно? Впрочем, может, полиция не часто сталкивается с образованными людьми.

— Это, — впервые высказался другой полисмен, — несправедливые твои слова.

— А пускай он докажет, что доктор, — потребовал сержант. — На нем и носков тоже нету.

— Токо сто, — пояснил Гарри Стоун, — с больнисьной койки. — Осознав, что сказал правду, он несколько секунд держал рот открытым.

— Вот, — сказал Эдвин, — мой диплом. — Вытащил свои корочки; сержант скептически их изучил.

— Может, липа, — предположил он. — Не вижу особого смысла. — Протянул их обратно. — Давайте, — сказал он. — Продолжайте речь. Поглядим, много ли знаете.

— В фонологическом смысле, — продолжал Эдвин, — кокни представляет собой диалект, и характерные для него фонемы привлекли пристальное внимание фонетиков. — Публика сидела тихо, ионе сводила глаз с представителей закона. — Однако его строй и словарь не имеют существенных отличий от стандартной формы языка. Это вполне естественно, ибо кокни — речь определенного района столицы, а стандартная форма ведет происхождение от средневосточного диалекта, на котором, естественно, говорят здесь, в Лондоне. Характерные формы кокни не диалектические, а целенаправленно и сознательно искаженные варианты стандартных форм. Возьмем рифмованный сленг…

— Если, — заметил сержант, — вы читаете лекцию, надо читать настоящую лекцию, не припутывать сленг. Ладно, — объявил он всем. — Мы пошли. Только тут творится чего-то совсем тухлое. Очень уж поганая собралась тут компания образование получать, да особенно образование вот такого вот типа. — Для Эдвина прибережен был особый подозрительный взгляд. — В следующий раз, — пообещал сержант, — так легко не отделаетесь.