«Ореховские» шутить не любят - Вячеслав Жуков

– Точно так. Я сам с него снимал показания, – подтвердил Квасов.

– Ну вот. Он едет домой. Но в подъезде его вдруг убивают.

– Значит, кто-то еще знал про доллары. И этот кто-то убил. Как же я сам не догадался! – поспешил Квасов найти логическое объяснение убийства.

– Верно мыслишь. Могли знать только три человека: жена, водитель и убийца. Жена не признается. И водитель говорит, что ничего не знал про доллары. Поверить легко. Он человек маленький – привези, отвези. Вряд ли банкир поведал ему про взятую сумму. Остается – убийца. И его надо найти. – Ивлев подумал и сказал: – Вот что мне пришло на ум. Если доллары у убийцы, он смотается куда-нибудь отсюда подальше. На юг или за границу. А если деньги у жены банкира, он придет к ней за ними. Или они придут, – сказал Ивлев несколько неопределенно.

– Как это понимать – «они»? Откуда ты знаешь, что убийца был не один?

– Так, вспомнил ее фразу: «Чтобы я отыскала убийц». Не убийцу, а убийц, – подчеркнул капитан.

Квасов быстренько перечитал объяснение Бондырь, подписанное ею собственноручно, нашел это место и подтвердил:

– Точно. Пространный намек на убийц. Откуда она может знать, сколько их? Слушай, можно вопрос?

– Валяй.

– А почему ты думаешь, что Бондыря убили из-за денег? Может, месть. Или кто-то из конкурентов нанял киллера устранить его. Слишком преуспевал в банковских делах. Сработала зависть – проклятое человеческое качество. Оно и послужило причиной смерти банкира, – высказал лейтенант свои сомнения.

– Готов в это поверить. Но эти шестьсот тысяч долларов! Приличная сумма. Она не дает мне покоя. И почему убили именно в этот день? Скажешь, совпадение?

Квасов пожал плечами.

– Очень даже может быть. – Он встал, прошелся по кабинету, остановился у окна, около капитана Ивлева.

– Очень может быть, – повторил Ивлев. – Нет, дорогой мой. Я в совпадения не верю. Тут другое. Ты заметил, как она вспыхнула вся, когда я ей сказал, что убийца попытается на нее выйти? Она даже не спросила зачем? Зачем убийце выходить на нее, если она ни при чем?

– Постой! Следуя за твоей мыслью, начинаю понимать… Ты думаешь?..

– Думаю. И такую версию не отвергаю. Тут замешаны деньги. И большие деньги. Ты же сам мне рассказывал о нервозности в банке. Я не думаю, что это из-за проходившей ревизии. Ревизией их не напугаешь. Тут что-то другое. Никто ничего не говорит, но есть смысл призадуматься. Как бы не произошла очередная денежная манипуляция. Возможно, банкир Бондырь знал что-то такое, чего пока не знаем мы. Он забирает из сейфа доллары и несет их домой. Дома надежней их хранить. И погибает.

– Так что же, выходит, нужно установить за Бондырь наружное наблюдение? – спросил Квасов. Процедура такого рода ему страшно не нравилась. Неотступно следовать за объектом по пятам – дело малоприятное. А для Квасова особенно.

– Да. Подготовь людей. Я только поставлю Махова в известность. Вон гляди, Бондырь идет к своей машине. Смотри, как она оглядывается по сторонам. С чего бы такая нервозность и осторожность, а?

– Думаю, ты прав. Она кого-то опасается, – согласился лейтенант Квасов, жалея, что не завязалось знакомство с вдовой.

Женщина в белом итальянском плаще прошла через всю площадку к своей машине. Она шла и оглядывалась.

На воротах стояли два постовых милиционера, но даже они не внушали ей должной уверенности.

Она медленно, осторожно открыла дверь своей машины, бросила на соседнее сиденье сумочку и, подвернув полы плаща, села за руль. Мотор завела не сразу. Некоторое время сидела, словно чего-то выжидала.

О том, что за ней наблюдают два оперативника из окна на третьем этаже, она и понятия не имела.

Она привычно вырулила легкую в управлении «девятку» в правый ряд и, сопровождаемая неравнодушными взглядами мужчин-водителей, поехала по улице, гордая и непреклонная. Быстро и уверенно.

Метрах в пятидесяти за ней пристроилась вынырнувшая откуда-то «Вольво» цвета мокрого асфальта.

Эта машина так ловко пряталась в общем уличном потоке, что при всем желании Бондырь слежку за собой ни за что бы не обнаружила.

Она и представить не могла, что кому-то взбредет в голову колесить за ней по городским улицам. Да и зачем?

Она торопилась скорее попасть домой. Этот капитан Ивлев заставил ее кое о чем задуматься.

Сделав резкий поворот влево и нарушив правила движения, «девятка» въехала под арку и очутилась в уютном дворе, возле дома номер сто пятьдесят восемь.

«Вольво» притормозила напротив арки, но с правой стороны. Двое мужчин, сидевших на передних сиденьях, внимательно наблюдали за женой банкира.

Когда она заперла дверь машины и вошла в подъезд, они вылезли из салона иномарки и не спеша направились во двор дома номер сто пятьдесят восемь.

Закрыв за собой металлическую дверь на прочный замок, Бондырь, не снимая туфель, прошла в просторную гостиную, обставленную дорогой мебелью.

Она села в кресло, глазами, полными слез, осмотрела комнату, и выкурила сигарету. Потом она выпила рюмку коньяка и, достав лист бумаги и авторучку, начала писать. Измарав один лист, со злости скомкала его и зашвырнула под диван, взяла другой. И с другим поступила так же. Она страшно нервничала. Руки тряслись. Почерк получался неровный. Это ей не нравилось. Она во всем любила аккуратность.

Что-то ей мешало. Она не могла понять что. Побежала на кухню.

На холодильнике стоял радиоприемник.

Она схватила его, вырвав провода, и со злостью бросила об пол. Остатки разбитого радиоприемника откинула носком туфли с прохода.

Следом за радиоприемником со стола слетела хрустальная ваза с огромным букетом ярко-красных роз.

Резные осколки разлетелись в разные стороны, обсыпав пол.

Розы она растоптала. Сейчас они ей были ни к чему. Но вспомнила, как совсем недавно эти розы муж подарил ей на годовщину свадьбы, подняла растоптанный букет, прижала к лицу и заплакала.

– Дура я! Дура! Гадкая дура! – произнесла она, три раза подряд оскорбив себя. Положила розы на стол и вышла в гостиную.

Вернувшись к столу, на котором лежал лист бумаги и авторучка, она продолжила писать.

Когда весь лист оказался исписан, она в самом низу поставила дату и свою подпись. Несколько раз перечитала текст, кое-что подправила. Потом заклеила лист в конверт. Сверху скрепкой пристегнула клочок бумаги с номером телефона капитана Ивлева.

Отложив конверт на край стола, она несколько минут сидела точно окаменевшая. Ее взгляд был устремлен на свадебный портрет, висевший на стене.

– Прости меня, если можешь. Я дрянь! – сказала она тихо, взяла конверт и пошла к двери.

На лестничной площадке она позвонила в соседнюю дверь.