Путеводитель ботаника по ядам и вечеринкам - Кейт Хавари

о том, что они наконец получили последний транш благодаря… э-э… изобретательности доктора Генри.

Серьезный тон Александра рассмешил Шафран.

– Не могу представить, чтобы доктор Генри оказался настолько изобретательным, что оказался годным на нечто большее, чем соорудить из палок и листьев ловушку для ягуара.

– У меня сложилось впечатление, что это была изобретательность иного рода, – заметил Александр.

Шафран снова подумала о мисс Эрмин и о том, как она заискивала перед доктором Генри. Она догадывалась, что он имел в виду, и вздохнула.

– Боюсь, я в замешательстве.

– Полиция со всем разберется. Я надеюсь, когда они выяснят, что это был за яд, доктора Максвелла выпустят на свободу.

Они шли долго, но когда добрались до ее дома, было еще рано. Шафран пригласила Александра подняться, чтобы продолжить разговор о функциях пестролистности. По крайней мере, такой предлог она озвучила. Она не собиралась упускать момент, когда Александр Эштон проявил себя разговорчивым и, возможно, даже склонным пофлиртовать.

Шафран вошла первой, чтобы проверить, дома ли Элизабет, но подруги в квартире не оказалось. Она включила радиатор и лампы в гостиной, посмотрела, не раскиданы ли по комнатам какие-нибудь предметы, которые могли бы смутить Александра, и пригласила его войти.

Они сидели в гостиной, и Шафран болтала о разных примерах пестролистности и о том, приносит ли она пользу растениям. Александр выдвигал все более и более необычные теории и пришел к выводу, что причиной появления темно-зеленых линий на сансевиерии, листья которой по форме напоминали мечи, стало ее нахождение в углу гостиной и то, что в комнате был сквозняк и то и дело становилось то слишком жарко, то слишком холодно. Смеясь, Шафран отправилась за справочником с дополнительной информацией о сансевиерии, что скорее являлось поводом припудрить носик.

Вернувшись, она увидела, что Александр изучает фотографии на каминной полке. На одной маленькой фотографии в серебряной рамке была запечатлена Шафран с родителями, долговязая пятнадцатилетняя девочка с большими глазами. Улыбка ее матери очень напоминала улыбку Шафран, но по черно-белой фотографии было непонятно, что Шафран пошла в отца. Томас Эверли с гордым видом стоял рядом с семьей, его выразительные глаза сверкали из-под очков, а седеющие каштановые волосы были зачесаны назад.

Рядом с семейными фотографиями Шафран располагались снимки семьи Элизабет, состоящей из высоких светловолосых людей. Все члены семьи Хейл[9] выглядели сильными и крепкими, как и предполагала их фамилия, как будто они целыми днями бродили по холмам и полям Бедфорда, где выросли Элизабет и Шафран. На одном из фото Элизабет сидела посередине между матерью и отцом, а двое старших братьев стояли позади, оба в военной форме. Старший пристально смотрел в камеру. Младший сиял от гордости. Шафран посмотрела в глаза Уэсли, и ее сердце пронзила привычная боль.

– Семья Элизабет? – спросил Александр.

– Да. Как раз перед тем, как ее братьев отправили на войну. – Шафран указала на старшего. – Николас до сих пор служит в армии; по словам Элизабет, он занят чем-то важным. А Уэсли погиб во Фландрии.

Александра задержал взгляд на братьях, и на его лице появилось странное выражение.

– Вы с Элизабет вместе росли?

Она кивнула, села на диван и положила на колени справочник.

– Должно быть, вы хорошо знали ее братьев. – Александр сел рядом с ней.

– Да, наши семьи много времени проводили вместе, – кивнула Шафран. – Уэсли был всего на два года старше нас с Элизабет. Обычно он гонялся за мной или швырял в меня чем попало. Перед тем как ему уйти в армию, мы стали очень близки.

– Полагаю, вы были шокированы, узнав о его кончине.

– Это случилось вскоре после смерти отца. Тяжелый выдался год.

Шафран занялась лежавшей у нее на коленях книгой. Она переворачивала страницы, едва различая, что на них написано. Душа ее разрывалась между болезненным чувством утраты и чувством признательности за тепло, которое исходило от сидящего рядом Александра.

Воцарилось молчание. Шафран машинально продолжала листать страницы.

– Я приехала домой на пасхальные каникулы, когда мы об этом услышали, – проговорила она наконец. – Мой отец служил в районе Ипра. Он был одним из первых, против кого применили ипритный газ.

Она подняла взгляд и увидела, что Александр понимающе смотрит на нее. Он с трудом сглотнул.

– Мне жаль.

– Спасибо. По крайней мере, он умер быстро. – Она вновь ощутила это странное чувство, которое так часто ее посещало: облегчение от того, что ее отец погиб мгновенно, а не мучился от жутких последствий, которые стали очевидны лишь месяцы спустя. Ее взгляд переместился на покрытую шрамами руку Александра.

– А где воевали вы?

– Во Франции. Фромель.

Она кивнула, не зная, что сказать. Достигнуть совершеннолетия во время Первой мировой войны и сразу после нее испытать ложные надежды и оптимизм, которые пришли с окончанием войны… от всего этого оставался горький привкус. Не было ничего обнадеживающего в том, что ее отец погиб, как и ее первая любовь.

Александр потянулся за книгой.

– Нам не следует об этом говорить. Многие годы только об этом и твердили. Думаю, стоит найти другие темы для обсуждения. – Он открыл страницу наугад. – Например, вот это наводящее ужас создание. – Он указал на орхидею Dracula simia, цветам которой и впрямь не отказать в зловещем очаровании.

Щелкнул замок, скрипнула дверь и послышался вздох, возвестивший о прибытии Элизабет. Она громко жаловалась на то, что «лорд» попросил ее поработать в субботу, чтобы подготовиться к особому событию. Она зашла в гостиную и остановилась с улыбкой, увидев на диване Шафран и Александра и не заметив при этом раскрытой книги у них в руках.

Драматично вскрикнув «О, простите!», Элизабет с шумом ретировалась на кухню.

– Прошу прощения. Я на минутку, – скорчив гримасу, сказала Шафран Александру.

На кухне Шафран обнаружила, что Элизабет посмеивается, наполняя чайник.

– Шаф, дрянная девчонка, ты даже не предложила гостю подкрепиться! Наверное, вы были заняты чем-то интересным, раз ты так пренебрегла своими обязанностями хозяйки, – пожурила Элизабет подругу.

– Я знаю, о чем ты думаешь, Элизабет, – с достоинством произнесла Шафран, – но ты ошибаешься.

– Я ошибаюсь, и на самом деле ты помирилась со своим биологом, сидишь здесь и изучаешь… биологию? – Элизабет даже не пыталась скрыть иронию.

– Элиза! – Шафран тоже не смогла удержаться и улыбнулась. – Ладно: ты почти угадала. Но ты нам сильно помешала. – Хотя Шафран была даже рада, что так получилось. Как-то неправильно было чувствовать себя такой счастливой, сидя на диване с Александром, после того, как они обсудили судьбу ее отца и Уэсли. Чувство вины хоть слегка и притупилось, но ни на мгновение не покидало ее, даже