Мой худший друг - Мария Высоцкая

Оттесняюсь еще ближе к двери и медленно сползаю на пол.

Хочется рыдать. Еще несколько раз я пробую покричать о том, что я тут, что меня закрыли, но максимум, чего добиваюсь, это мерзкого першения в горле.

Неужели он снова все это подстроил?

Всхлипываю и обнимаю свои колени, максимально близко подтягивая их к груди.

Все эти «комплименты» и покладистость – просто уловка, которая чересчур меня расслабила.

Поджимаю губы и никак не могу отделаться от мысли, что рядом со мной кто-то дышит. Подняв голову, снова осматриваюсь в тусклом свете фонарей. Никого.

Это всего лишь мое воображение. Если я останусь здесь одна до утра, то точно сойду с ума…

Ариша

Он прет как танк. Напролом.

Меня штормит. Глаза влажные. В горле ком. Больше ни слова не могу из себя выпихнуть. Ни буквы.

Тим стоит с опущенной головой, я слышу, как шумно он дышит. Мои ладони покоятся на коленях. Пальцы ног покалывает от переизбытка эмоций. Холодно. Хочется надеть носки, а в довесок – завернуться в плед.

Я теряюсь, но желание укусить его в ответ никуда не девается. Оно все еще здесь. Рядом со мной. Совсем-совсем близко.

Понятия не имею, что он снова задумал. Чего снова пристал…

В голове бардак. Теперь уже окончательно не могу понять, правду он говорит или лжет. После нескольких часов в темном пустом зале меня вывернуло. Видимо, стресс так подействовал. Я ведь и правда думала, что просижу там всю ночь.

Воспоминания из детства подтягиваются по щелчку. Но на чердаке было не темно. Там я могла включить свет, сесть на мягкий диван и даже порыться в коробках со старыми вещами. Мне было десять, психика, видимо, срабатывала более гибко. Конечно, орала и плакала, но вот такого отката, как сегодня, не случилось.

Меня не трясло. Я не чувствовала себя бесконечно униженной и жалкой.

Особенно сильно это чувство накатило, когда он открыл дверь. Яркий свет резанул глаза, и я его увидела. Мне кажется, на его губах была насмешка. Вечная полуулыбка, за которую хочется расцарапать лицо.

Внутри все потухло. Последние дни я старалась перемолоть в себе эти странные чувства. Мысли. Воспоминания. Думала о Тиме. Рассматривала ситуацию под разным углом. Катькины слова выдернули почву из-под ног, но я всерьез над ними задумалась. А может быть, это правда? Может, между нами правда есть симпатия?

Но нет. Он доказал обратное. Сегодня. А потом вообще поцеловал при всех. Пометил. Заклеймил позором. Наплевал на все свои обещания и размолол меня в труху.

Только мы об этом знали. Он и я. О том, что случилось десять лет назад.

Разве это не в его стиле – провернуть подобную «шутку» семь лет спустя, заменяя чердак этим чертовым залом? Разве нет?

Поверить ему практически невозможно. Усыпить в себе тревогу и проникнуться его словами не получается. Но самое ужасное, что где-то далеко, в самых потаенных уголках души, я хочу ему поверить.

Янка… Она, конечно, не самая дружелюбная, но пакостить подобным образом… Кем нужно быть?

Я чувствую его руки на бедрах. Дышу ему в шею, до боли процарапываю ногтями коленки, чтобы собраться с духом.

– Уйди, – выпаливаю, облизывая губы.

Тим поднимает взгляд. Наши глаза встречаются. Я вздрагиваю от увиденного. Сразу хочется отвернуться, но что-то необъяснимое просто мешает мне это сделать.

Смотрю ему в глаза. Шум вокруг стихает.

Сердце снова переходит на бег. Удар за ударом, под двести. Запредельная скорость. Стрелка почти ложится.

Азарин рывком подтягивает ближе к себе. Цепенею.

Тело пробивает дрожью. Крупные мурашки рассыпаются по плечам и спешат ниже. Хочу свести колени, но, замявшись, делаю только хуже.

Азарин оказывается еще ближе. Снова ловушка.

В каком-то трансе смотрю на его губы. Почему он молчит? Столько болтал, а теперь молчит!

Эта тишина угнетает, а еще… еще не дает успокоиться. Пульс все растет и растет. Я слышу стук собственного сердца. Он на репите в голове. Бах-бах.

– Замри, – просит Тим.

Первое слово за последние десять минут. Сглатываю. Молчу. Не шевелюсь.

– Просто поверь мне. Я правда, – шумно выдыхает и легонько бьется в мой лоб своим, – ничего не делал.

Чувствую его губы на своих, и такая ненависть непреодолимая к горлу подкатывает. За собственную же слабость. Сносит диким ураганом. Зачем я снова ему позволяю? Зачем?

– Прекрати, – отпрянув, бьюсь затылком об оконное стекло. – Не смей, – шиплю и продолжаю пялиться на его губы.

Тим стискивает зубы. Вижу, как напрягается его челюсть. Он злится. Пусть. Ему полезно. Пусть злится.

– Ладно, – кивает и даже делает шаг назад. Он отрывается от меня.

Я больше не чувствую его тепла и почему-то бешусь от этого еще сильнее.

– Но имей в виду, – обводит меня взглядом, – теперь ты со мной. По крайней мере, вести себя я буду именно так.

– Только попробуй, – снова сквозь зубы.

Что он о себе возомнил?

– Уже пробую. Не думай, что сможешь запретить.

– Хорошо, но даже не надейся на взаимность. Никогда.

– Это мы еще посмотрим.

Азарин выплевывает слова. Смотрит мне в глаза, а потом уходит. Уходит твердым шагом, ни разу не обернувшись.

Слышу, как щелкает замок, как из коридора доносятся Катины ругательства, и, будто желейная масса, сползаю с подоконника на пол.

Мамочки…

Трогаю свои щеки. Они пылают. И плечи тоже, и пальцы.

Да я вся горю.

Меня распирают эмоции, и я абсолютно не могу понять, какие они. Злость? Страх? Или же… или же все это мне нравится? Может быть, это эйфория такая?

Встряхнув головой, припадаю лицом к ладоням. Рычу.

Он этого не делал. Конечно, он этого не делал. Не он меня там закрыл. Не он…

* * *

Всю ночь я ворочаюсь. Уснуть удается только под утро. Буквально за час до будильника.

Катька просыпается первой. Слышу, как шелестит одеждой, подмурлыкивает музыке в наушниках и водит кисточкой по лицу, усевшись перед зеркалом.

Нехотя поднимаюсь и иду в душ. До сих пор в себя не пришла. Не могу. После вчерашнего визита Азарина я чуть было с ума не сошла. Всю ночь его лицо перед глазами мелькало. Туда-сюда.

Нет! Встряхиваю головой. Так же больше нельзя…

Нельзя.

Умываюсь. Расчесываюсь, делаю легкий макияж, переодеваюсь. Все исключительно на автомате. Перед тем как открыть дверь, замираю. Страшно туда выходить. А после его угроз-обещаний особенно.