Мисо-суп - Рю Мураками

— Не обманываю.

— Точно не обманываешь?

— Слушай, а чего это ты в такую рань пошла выпивать? Ты на сегодня уже закончила, что ли? В смысле, с работой.

— Да нет, какое там закончила. Просто мне эта работа уже осточертела. Может, закажешь мне еще виски?

— Закажу, конечно.

Людей в баре становилось все больше. Играл приятный гитарный джаз. Норико, в отличие от большинства своих ровесников, на удивление хорошо разбиралась в джазовой музыке. Она покачивала головой в такт басам или, вернее, их отзвукам, широкой волной идущим от стен и пола. Каждый раз, когда Норико встряхивала головой, ее длинные, выкрашенные в ржавый цвет волосы подрагивали и сквозь пряди плавно плыли струйки сигаретного дыма. На ее утонченном лице явно читалась усталость.

— Твоя подружка работает хостесс? — спросил Фрэнк.

— Нет, у нее такая же работа, как у твоего знакомого негра. — Я забыл, как по-английски «зазывала».

— Она очень красивая, — наклонившись ко мне, произнес Фрэнк.

Я перевел, и Норико впервые за все это время посмотрела на Фрэнка и сказала:

— Спасибо.

— Слышишь гитару? — вдруг обратился Фрэнк к Норико. — Это Кении Баррелл. В свое время вместе с ним довольно часто играл Данамо Маслоеда — был такой джазовый пианист. Он, правда, мало кому известен, да и особо талантливым его тоже не назовешь. Данамо был из болгар. Прадед его — еретик и колдун — принадлежал к мистической секте богомилов.

— Что этот иностранец говорит? — поинтересовалась Норико. Я, по возможности ничего не упуская, перевел ей слова Фрэнка.

— Значит, джаз-пианист получается однофамилец твоего иностранца, — сказала она и достала из пачки следующую сигарету. Фрэнк уже был наготове с зажженной спичкой.

— Домо, — поблагодарила по-японски Норико и тут же с улыбкой добавила по-английски: — Сэнкью.

Фрэнк, затушив спичку, повторил за ней по-японски: «Домо».

— Маг и чародей — это, что ли, как Дэвид Копперфильд? — спросила Норико.

— Его прадед был фокусником? — перевел я.

— Ноу, — односложно, но очень внушительно ответил Фрэнк и даже для пущей убедительности покачал головой. — Ты, наверное, и без меня знаешь, что, несмотря на запрет церкви, в Европе в Средние века процветали магические секты. Болгария была духовным центром, в который стекались маги изо всех соседних стран. Настоящие маги, а не фокусники или там трюкачи. Люди эти были сатанистами и служили не Богу, но дьяволу. Черпая силы в черной магии, сатанисты олицетворяли собой самого Сатану. Знаешь, Кенжи, мне кажется, что твоей знакомой эта сатанинская атмосфера очень даже бы понравилась. — С этими словами Фрэнк указал на Норико пальцем.

Он вообще с самого начала нашего разговора о магии и сатанистах заметно возбудился. Его лицо пошло красными пятнами, на глаза навернулись слезы, припухшие веки мелко подрагивали.

Вид Фрэнка с увлажненными глазами напомнил мне дохлого кота, на которого я однажды наткнулся на пустыре. Я был тогда совсем маленьким. Просто гулял на пустыре возле дома и случайно наступил на дохлого кота. Кот к тому времени уже порядком прогнил, поэтому, когда я на него наступил, его живот, в котором скопились газы, с треском лопнул. Кошачьи глаза вылезли из орбит, и один из них в результате прилип к подошве моего ботинка.

— Так вот, — продолжал Фрэнк, — эти ребята-сатанисты на самом деле интересовались сексом. Нестандартным — типа некрофилии, копрофилии и мужеложества. Вообще-то, все началось с крестоносцев, которые на подступах к Иерусалиму столкнулись с тайными мусульманскими сектами и переняли некоторые их традиции. Например, еще в четырнадцатом веке во время церемонии посвящения будущий крестоносец должен был поцеловать в зад кого-нибудь из высших чинов. Кенжи! Я уверен, что твоя подружка будет в восторге, если ты ей переведешь все, что я только что сказал. Знаешь, она смахивает на поклонницу «Роллинг Стоунз», а эти ребята, между прочим, тоже одно время увлекались сатанизмом.

Задача была не из легких, но я изо всех сил старался ничего не упустить при переводе.

— Да он совсем заврался, твой мистер, — выслушав все это, сказала Норико. — Мне абсолютно наплевать на сатанистов, только это играет никакой не Кении Баррелл. Скажи ему, что лучше бы он молчал и не позорился. Это же даже не семиструнная гитара. Только идиот мог перепутать Веса Монтгомери с Кении Барреллом. Спроси-ка у него, он вообще слышал хоть что-нибудь о Весе Монтгомери? — Она схватила Фрэнка за руку и проникновенно сказала ему: — Дяденька, вы полный придурок!

Я вкратце передал Фрэнку ее слова. Все то время, что я переводил, Норико внимательно вслушивалась. Когда я закончил, она вдруг набросилась на меня:

— Кенжи, ты что, охамел, что ли? Ты же не сказал ему, что он придурок! Уж поверь мне, я знаю, как будет «придурок» по-английски. Так что переводи как следует, если уже взялся за это дело.

— В английском есть несколько синонимов слова «придурок», — ответил я, но мой ответ ее нисколечко не удовлетворил.

Она мне не поверила. С якудзами всегда так. Они вообще никому не верят. И вовсе не по пьяни, а потому что, скажем, им тон собеседника не понравился или там манера поведения. Это уже вопрос чести. Я, правда, вел себя корректно, но Норико, наверное, углядела в моих словах насмешку. Это ужасно. Если она решит, что я над ней смеюсь, она придет в бешенство. А если она придет в бешенство, то тогда пиши пропало.

Фрэнк, похоже, занервничал. Лицо его мрачнело и становилось все неприятней на вид, по мере того как он свирепел. «Ну вот, опять, — подумал я. — Сейчас снова начнется». Между прочим, я заподозрил Фрэнка в убийстве школьницы именно после того, как увидел это его личико.

Норико, взглянув на него, видимо, тоже почувствовала неладное. Она презрительно поджала губы, но притихла и оставила мои слова без комментария.

— Кенжи, — сиплым шепотом произнес Фрэнк. — Кенжи, скажи мне, эта женщина — проститутка?

— Он спрашивает, спишь ли ты с мужчинами за деньги, — перевел я для Норико.

Она, пытливо глядя на Фрэнка, ответила:

— Я — нет, но в нашем заведении есть и такие, которые спят.

— Понятно, — все с тем же выражением на лице сказал Фрэнк. — Мне все понятно. Кенжи, мы сейчас идем в ее заведение.

Девушки сидели за столиками. Перед каждой стояла табличка с номером. Пять табличек. Пять девушек. Девушки пили фруктовый сок и виски с содовой. Одна из них, с микрофоном в руке, пела караоке.

Норико налила нам с Фрэнком по кружке пива и, протянув каждому бумажный лист размером с открытку, принялась объяснять систему работы своего заведения.

— На этом листочке вы напишете номер той девушки, которая вам больше всего понравилась. Это платная услуга. Каждый номер стоит две тысячи йен. Кроме номера девушки на этом листе можно писать разные просьбы. В смысле чего бы вы хотели от вашей избранницы в течение вечера. Типа «пойдем куда-нибудь» или «давай пока посидим тут». Только пишите поподробнее, а то у нас здесь девушки — самые обычные. Не профессионалки, а любительницы.