Пластилиновая жизнь. Арторикс - Игорь Алимов

(Кстати, о Юллиусе. О нем ходит много слухов и легенд, и иногда бывает трудно отделить ложь от истины. Рассказывают, например, что он приехал в Тумпстаун в составе багажа Аллена Дика Дройта. Брехня! Не знаю даже, как и прокомментировать такую чушь! Юллиус – тонкий стилист, непременный член «Пен-клуба», лауреат «Букера» за толстую книжку о возрождении эпистолярного жанра ввиду прихода в мир средств электронной коммуникации, он свободно пишет (но по причине природной молчаливости не говорит) на многих европейских и даже азиатских языках, включая сюда и русский (последнее особенно поучительно). Поговаривают также, будто он владеет узелковым письмом, но – чего лично не видел, того не видел. Юллиус стреляет буквально из всего, что способно стрелять, а о дивном по вкусовым качествам и чистоте очистки напитке «Бруно», рецептуру которого, Тальберг хранит в строгой тайне, ходят легенды даже при дворе князя Тамуры. Говорят, что г. шериф, впервые отведав «Бруно», долго молчал, а потом, когда собрался со словами, изрек: «Это ненаучно, но очень вкусно», – однако же от дополнительного стаканчика почему-то отказался. Юллиусу ли ездить в каком-то там багаже! Да, он человек застенчивый и неразговорчивый, зато – эмоциональный и способный к парадоксальным, даже к неожиданным поступкам, чаще всего приводящим именно к спасению отечества. Что есть, то есть. Приведу поучительный пример. Однажды Юллиус понадобился президенту О'Рэйли. Такое иногда бывает. Может, президенту русские письмо прислали – не знаю, что там у О’Рейли вышло. А Тальберг несколько засиделся с Люлю Шоколадкой в винном погребке и явился как был: во фраке, брюках в микроскопическую черно-белую клеточку и спортивной кепке с длинным козырьком, к тому же несколько навеселе, то есть вдребезги пьяный. У президента же, поскольку Юллиус опоздал (он очень долго не мог найти дверь), уже были господа, которые, угрожая оружием и нехорошими, грубыми словами, чего-то домогались от главы государства. Юллиус об этом не подозревал. Вписавшись, наконец, в дверь, он по сложной кривой миновал связанного секретаря, сбил три стула и в последнем усилии подошел к кабинету, где его затуманенному взору открылась картина насилия и шантажа. Другой сказал бы: «Ну ни фига себе!», а может, что и покрепче. Юллиус же промолчал, поскольку ничего из увиденного не понял, хотя все было вполне очевидно. Сильно кренясь на правый бок, он вступил в кабинет. Бандиты с изумлением взирали на него, а Тальберг, скромно вибрируя, стоял себе и ничего не предпринимал. Немая сцена. Те же и Тальберг. Потом он осторожными шажками вышел на середину кабинета, встал на четвереньки, несчастным голосом пронзительно икнул, и его трогательно стошнило. После этого Юллиус удовлетворенно лег на бочок, подобрал длинные ноги и вообще принял позу эмбриона и спокойно заснул. Эта полная глубокого внутреннего лиризма сцена вызвала у бандитов столь сильное сострадание, незаметно перешедшее в глубочайшее раскаяние, что они, прослезясь, освободили президента от пут, извинились перед ним и ушли прочь, унося Юллиуса на руках и покачивая его осторожно, как новорожденного котенка. О'Рэйли тоже всплакнул, учредил специально по этому случаю орден «Спаситель отечества» и наградил им Тальберга, когда тот наконец пришел к себе.)

Я остановился в совершенно пустом баре «Паноптикум» – метрах в двухстах от пожара, где нашел холодильный шкаф на колесиках и в нем – пиво в бутылках (правда, «Саппоро», а не «Асахи»), кресло и относительный покой. Я откупорил бутылку, влил ее в себя и сразу понял, чего мне мучительно не хватало последние два с половиной часа.

Достав из холодильника еще две бутылки, одну я отправил вслед за первой, снова уселся в кресло и закурил сигарку от Леклера. Вылил третью бутылку в подходящий бокал – все же я в баре или где? – положил ноги на бильярдный стол и стал думать. Когда думаешь, уходит особенно много пива, и, чтобы все время не вставать, я подтащил холодильник поближе. А освободившиеся бутылки ставил аккуратно на пол – рядом с креслом.

Ничего путного в голову не шло. По всему выходило, что надо все же двигаться на вокзал, как и порекомендовал г. Дройт.

На шестой бутылке я решил, что пора уже чего-нибудь съесть, поднялся на предмет выяснить, что может предложить бар по этой части и тут же получил чем-то увесистым по затылку. «Н-да. Прямо как в бульварном чтиве…», – успел подумать я, теряя сознание.

Сначала я, как водится, ощутил жуткую боль в затылке, но об этом вы можете прочитать в любом романе о частных детективах, где главного героя непременно лупят по башке чем-то тяжелым и притом в самый неподходящий момент, и только потом стал ощущать и прочие части тела. Они все оказались на месте, из чего я сделал вывод, что пока жив. «Ура!» – подумал я. Потом почувствовал, что по моему лицу что-то течет. Оставалось надеяться, что происхождение жидкости благородно.

Я попытался открыть глаза, но увидеть ничего не смог: прямо в лицо мне светила сильнейшая лампа. Попытавшись прикрыть глаза рукой, я убедился, что рука не слушается, так как к чему-то прикреплена. И другая тоже. И ноги зафиксированы. В лицо мне снова плеснули, и тут же знакомый голос пояснил:

– Ваше любимое пиво, милейший господин инспектор. Или вы теперь предпочитаете «Циндао»? Так я вас вполне понимаю, да-да! Или, может, «Саппоро»?

– Тьфу! – плюнул я пивом в сторону лампы. – Зачем же добро переводить? Воды нет, что ли?

– Нет воды! Нету! А пиво – есть. – И лампу отвернули от моего лица.

Я наконец смог оглядеться и обнаружил себя в некоем сводчатом помещении – небольшом, почти квадратном – в деревянном кресле, оборудованном специально для таких бесед: к подлокотникам и ножкам крепились толстые ремни, которые в настоящий момент плотно обнимали мои конечности.

Передо мной стоял стол, на столе – несколько бутылок пива, мое оружие, «слон», сумка, какие-то бумажки, а также мой мобильник – совершенно раскуроченный. За столом в стене виднелась дверь.

А слева от стола сидел на табуреточке Вайпер собственной персоной. Он не улыбался. И смотрел на меня явно недоброжелательно.

– Что же вы поторопились уйти из ресторана? – поинтересовался этот мерзкий тип, пока я молча привыкал к его новому выражению лица.

– Фу, какая у вас морда, Вайпер… – сказал я. – Кстати, вы тоже робот? – На всякий случай я попробовал крепость ремней.

– Кретин, – сообщил мне Вайпер. – Вы, душечка, полновесный, хотя и довольно ловкий кретин… Так что же вы сбежали из ресторанчика? Половое возбуждение застигло? К горячо любимой поспешили? И что – нашли? Нашли любимую?

– Фу, Вайпер, фу два раза! Перестаньте кривляться. Лучше начните снова улыбаться, чтобы не было так заметно, какой вы идиот.

– Ну, извините, – равнодушно сказал Вайпер и врезал мне в челюсть (довольно больно). Потом, полив меня пивом, спросил:

– Ну как?

– Бьете вы хреново. И потом: этак можно что-нибудь мне повредить, например, сломать, а вы, я вижу, настроены не на монолог, а на полноценную беседу, – отвечал я.

– Ничего, ничего, – заверил меня Вайпер, – если зубки заболят, то у нас тут есть прекрасный стоматолог. Как раз для таких случаев. Он вам мигом все зубки удалит. Никогда больше болеть не будут. Или еще что-нибудь отрежет. Лишнее. – Вайпер подошел к столу и нажал на какую-то кнопку.