Совок 5 - Вадим Агарев

авантюру влезла и ничего мне не сказала! — лубянский генерал с непреодолимой тоской раскачивался, как раввин, вдруг бесповоротно и сразу забывший всю пятикнижную Тору, — Вас же всех троих в Лефортово прямо из Шереметьево отвезут! И Лёву, с его диагнозом, жалеть тоже никто не будет, уж ты мне поверь! Ну ты-то понятно, пацан! Наглый и глупый, но эти взрослые придурки! Профессора, твою бога мать! Они-то о чем думали, когда в это дерьмо влезали?! — с вопросительной растерянностью посмотрел на меня уже совсем не грозный домовладелец.

— Лев Борисович не в курсе дороговизны Ленина, — уточнил я непричастность к расстрельной статье профессора Лишневского, — А, что касаемо Паны Борисовны, так ведь она, как может, так и спасает своего единственного родного человека от смерти! Что не так-то, товарищ генерал? Она и с вами о себе не думала, когда от немчуры вас на себе тащила! Что опять не так?!

Григорий Кузьмич удивленно уставился на меня, словно впервые увидел за своим столом. Теперь передо мной был не генерал с Лубянки, на котором нереально было бы найти квадратный миллиметр, чтобы поставить пробу. Напротив сидел обычный пожилой мужик, находящийся, если не в смятении чувств, то уж точно, в немалой недоумённости.

— Товарищ генерал, а вы по какому направлению работаете? — сделав до невозможности наивные глаза, теперь уже я задал неприличный вопрос старожилу Лубянки, — Это, если не секрет, конечно! — добросердечно воззрился я в должника Паны, — Или мы с вами по разные стороны баррикады?

— ПГУ, — неохотно буркнул мой визави, — Это… — начал пояснять он.

— Я в курсе, — в нарушение всех норм субординации, перебил я генерала, — Первое главное управление, это служба внешней разведки, — удовлетворённо кивнул я, — Отлично! Значит, вам приходилось осуществлять оперативное сопровождение мероприятий сотрудников международного отдела ЦК КПСС? Когда те перевозили валюту и ценности зарубежным коммунистическим партиям?

Теперь уже товарищ Дубровин выпучил на меня глаза, подобно несчастной роженице, выдавливающей из себя шестого подряд младенца.

— Откуда..? Ты откуда про это..? — сбивчиво и невнятно заблажил Дубровин.

Григорий Кузьмич настолько забеспокоился и разладился, что еще несколько секунд назад, спокойно сидевший за моей спиной пёс, уловив неладное, происходящее с хозяином, сначала зарычал, а потом громко бухнул мне в правый бок тремя гавками.

— Фу! Чар, фу! — не дал меня на растерзание своему зверю гэбэшный генерал.

— Ты чего тут чушь всякую мелешь, лейтенант?! — дернув кадыком без алкогольного повода, — начал увещевать меня старший по званию, — Сергей, я очень тебя прошу! Ты рот закрой и больше никогда на эту тему его не открывай! Ты меня понял?!

За всё время нашего знакомства Дубровин впервые назвал меня по имени. Хорошо это или плохо, я пока не понимал. Но то, что наши отношения стали ближе и даже родственнее, это факт. Полдела сделано. Всё, как обычно. За одним малым исключением. Генералов госбезопасности вербовать мне еще не приходилось. Лидеров ОПГ и даже ОПС, да, было такое дело, вербовал. И законников в «шурики» удавалось привлекать. А гэбэшников Центрального аппарата как-то не случалось. Может, оно и к лучшему. Н-да…

— Григорий Кузьмич! — лёг я грудью на столешницу и, не скупясь, наполнил чашки, — Ну чего вы боитесь? Я же ничего, выходящего из ряда вон, вам не предлагаю! Просто постоите от таможенного поста неподалёку и всё! — улещал я как девушку героя, победившего фашизм и оставшегося в живых благодаря счастливой случайности.

Случайности по имени Пана. Отчаянной и смелой до безрассудства девчонки. Которая, наверняка, не была крупнее себя нынешней. Но как-то дотащила этого лося в подвал. И даже сумела его там спрятать. Всё-таки, прав Маркс, бытие и впрямь, определяет сознание. Когда, еще далеко не генерал Дубровин, с простреленными ногами гнал от себя Пану, приказывая ей уходить, то он был готов умереть. А теперь, сидя в штанах с лампасами, да будучи уже генералом, да имея доступ в первую секцию Гастронома № 1, он отчего-то робеет.

Корпоративная гэбэшная честь? Так ведь он лучше меня знает, сколько добра попусту и безвозвратно утекает из страны на поддержание людоедских и напрочь фейковых режимов в пику проклятому империализму. Знает и активно этому потворствует. Причем, не за страх и не за совесть, а потому что такая сейчас линия партии.

— Ты не понимаешь, лейтенант! — обратно перешел с имени на погоны старший по званию, — При прохождении спецкорреспонденции заранее осуществляется определенный документооборот! И кроме того, там обязательно должен быть спецкурьер от ЦК! Просто одного моего присутствия там будет недостаточно! — лицо генерала покрылось испариной и он опять полез в карман рубашки.

Дождавшись, когда Дубровин закинет под язык очередную порцию нитроглицерина, я продолжил.

— Вместо спецкурьера ЦК там будет другой достойный человек. — с уверенным видом блефовал я, — Григорий Кузьмич, коли что-то пойдет не так, то я все возьму на себя, вы будете ни при чем! — последнее обещание я намеревался выполнить в любом случае.

Надругаться над восемьдесят восьмой статьёй УК РСФСР в особо крупном размере, да еще по предварительному сговору и в группе лиц! Плюс еще и валюта… Нет, нам такой хоккей не нужен! Если провал, то всё в одну кучу и только на себя!

— Кто там будет? — исподлобья уперся мне в глаза уже твердым взглядом гэбэшник, — Я хочу знать! И я имею право это знать!

Придется открывать карты. Он еще не согласился, но открывать придется. В противном случае, генерал может не принять решения. Нужного решения. И не факт, что правильного. Для себя. И я, и, тем более, он, понимали, что в случае провала этой авантюры, отбрехаться, что он туда просто постоять пришел, ему не удастся.

— Помощник члена Политбюро ЦК КПСС будет сопровождать Лишневских, — убежденно приглушил я голос, — И в Шереметьево они приедут на ЗИЛе — членовозе! А перед этим в аэропорт по вертушке позвонят, чтобы к ним отнеслись по-человечески, — добавил я уже совсем хлестаковскую отсебятину.

Больше минуты генерал Дубровин изучал зрачки моих глаз. Судя по тому, что он первым отвел взгляд, мои честные глаза меня не подвели.

— Хорошо, будь по твоему, лейтенант! — устало провел своей мосластой пятерней по лицу генерал и подняв свою чашку, чокнулся с моей, которую, как оказалось, я все время держал в ладонях.

Проглотив уже теплую и оттого до блевотины противную водку, я с облегчением выдохнул, маскируя этот выдох поглощением алкоголя. Физиономию лица я по-прежнему держал кирпичом. Расслабляться было рано, так как передо мной сидел даже не волк, а матёрый волкодавище. Съевший на вербовках большую часть волков и, не меньше, чем половину собачьего поголовья всех шести континентов.

Еще