Скучаю по тебе - Кейт Эберлен
Шрифт:
Интервал:
Если честно, я разозлилась на нее. Если бы она не была такой смиренной святошей, думала я, она могла бы многого добиться. Она была такой умной, начитанной – мама в неделю прочитывала по две-три книги из библиотеки. Она знала ответы на все вопросы в шоу «Кто хочет стать миллионером». Она бы многое могла, если бы захотела.
А теперь мне пришло в голову, что, может быть, тот факт, что она желала себе быть счастливой тем, что имеет, означало, что она была несчастна. Что не смогла реализовать своих возможностей в жизни.
Ну почему мы не говорили с ней об этом?
Почему она не говорила мне, что думает на самом деле, вместо того чтобы загадочно улыбаться с видом «скоро сама все поймешь»? Почему, если она могла сказать мне что угодно, она спросила меня, как прошла всенощная? И что, черт побери, я должна была понять по ночной бабочке?
Я отвернулась к стене и залилась горючими слезами, сдерживая рев и стон, сотрясаясь всем телом. Скрючившись на кровати, как младенец в утробе, я рыдала, пока вдруг не ощутила, словно мама озабоченно склонилась надо мной, как раньше в детстве, когда у меня был жар.
В фильме «Верно, безумно, глубоко», который Долл взяла в прокате в пятницу, решив, что это романтическая комедия, Джульет Стивенсон так оплакивала возлюбленного, что ему пришлось вернуться к ней в виде призрака.
Но никто не пришел ко мне протереть лоб влажным полотенцем со словами: «Тише, тише, малышка, скоро все будет хорошо». В этой чужой холодной комнате я так тосковала по маме, что сердцу стало по-настоящему больно.
«Пойми, дело не в том, что я не справляюсь, – мысленно сказала я ей. – Мне просто страшно не хватает тебя. Когда мы возвращаемся из школы, дом без тебя пуст. Я скучаю по нашим разговорам на кухне и по нашему молчанию в кафе. Мама, я очень скучаю по тебе! Все не так, когда тебя нет рядом…»
И вдруг я подумала, как мама расстроилась бы, увидев меня такой, всю в слезах.
– Прости, мама, – сказала я.
И я почти услышала ее ответ:
– И ты прости меня, Тесс. Ты знаешь, я тоже не этого хотела.
Декабрь 1997 г.
ГУС
Росс умер в полдень накануне Нового года.
По лицам родителей я видел, что они решили в то утро, но мне они ничего не сказали. А если бы я попросил, позволили бы они мне присутствовать при этом? Но я не просил, я знал, что это должно было произойти только между ними тремя. Они принесли его в этот мир, и у них было пять лет общей жизни до того, как появился я. Я бы им только мешал. Так что у меня не было шанса попрощаться с ним, потому что никто не хотел признавать вслух того, что должно было случиться. «Умер» звучит гораздо легче, чем «отключили». Да и прощание было бы формальным, его мозг к тому времени уже не функционировал. Единственное отличие, которое я заметил, войдя в палату, – полная тишина. Оборудование не пищало и не пыхтело. Я подумал, хорошо, что его отключили, пока на улице было еще светло и не начались повсюду фейерверки и радостные гудки клаксонов.
Через два дня мы летели домой, самолет был полон лыжников с похмелья, и только одно место было пустым – рядом со мной. Родители решили кремировать то, что осталось после раздачи органов на пересадку, и развеять пепел над морем. Они подумали, что так будет правильно – Росс всегда любил море. Он все время говорил, что однажды поставит мировой рекорд и переплывет Атлантический океан.
Ровно год спустя мы отправились в Лимингтон, чтобы успеть на паром, идущий на остров Уайт. Ехали в тишине. Слышны были только скрип «дворников» по стеклу и шорох шин по мокрой дороге. На заднем сиденье рядом со мной лежал большой букет белых лилий.
Отец надеялся взять лодку у домика на побережье, который мы арендовали каждое лето, выйти на ней в бухту и бросить цветы в море в том же месте, где мы развеяли пепел прошлой весной. Но когда мы приехали к морю, ветер и дождь усилились, было ощущение, словно кто-то лил воду на машину гигантскими ведрами, ее качало с каждым новым порывом ветра. Сквозь залитое водой стекло невозможно было разглядеть, где кончается берег и начинается море.
Мы долго ждали, что случится чудо и погода изменится. Никто не произнес ни слова. Спустя час дождь был все таким же. Мой отец внезапно включил двигатель и отвез нас обратно в Ярмут. Его гнев от неудавшейся миссии чувствовался в богатом салоне «БМВ» так же сильно, как аромат лилий.
– Давайте выбросим их с борта парома, – предложил он, когда мы подъехали к городу.
– Может, лучше пойдем на пирс возле паба, где вы обычно ловили крабов? – ответила мама, поворачиваясь ко мне в поисках поддержки.
Пока наша маленькая траурная процессия шла по скользкому дощатому настилу пирса под зонтом для гольфа, который не мог всех нас защитить от дождя, я думал, отчего же нельзя было устроить для Росса могилу на обычном грустном кладбище, вместо того чтобы превращать этот прекрасный остров, наполненный солнечными воспоминаниями счастливого детства, в угрюмое дождливое место, где мы никогда больше не сможем быть счастливыми.
На конце пирса мама долго возилась с целлофановой оберткой, пока наконец не разорвала ее и не отдала мне. Потом они с отцом исполнили церемонию бросания цветов в море. Они закрыли глаза и на счет «три» бросили цветы в море, словно загадывая желание. Мы стояли и смотрели, как они болтаются на волнах, битые дождем и ветром. Я подумал, что хорошо бы они не утонули, потому что тогда это будет как-то неправильно, и хорошо бы волны не вынесли их на берег, потому что тогда есть риск повторения церемонии с самого начала. Через пару минут я подумал, что хорошо бы уж они утонули, иначе мы никогда не уйдем с этого места, если хоть что-нибудь не случится.
Наконец мама вздохнула и с умилением произнесла:
– Уверена, он уже дважды успел обогнуть земной шар!
– Наверняка! – проникновенно согласился отец.
Даже пепел Росса в их глазах имел героический характер, склонный к приключениям.
Потом они оба повернулись и удивленно уставились на меня, словно забыли, что я был с ними.
Да, Росс, они бы предпочли, чтобы на твоем месте оказался я.
Конечно да.
Мы ехали домой в молчании.
Вернувшись, мама сразу пошла наверх. Папа налил себе виски и включил телевизор.
Я лежал в своей комнате, упершись взглядом в темное окно, и вспоминал, как раньше снизу доносился приглушенный гул гостей, когда родители устраивали вечеринки с вином и сыром. Иногда я слышал, как папа хохочет над шутками Росса, когда они проводили вечер за бокалом виски вдвоем. Сейчас только смех аудитории телешоу доносился снизу, и он не мог заглушить рыданий мамы, раздававшихся из комнаты Росса.
Я открыл окно и высунул голову на улицу. Было холодно и безветренно. Я поразился темноте и тишине, воцарившимся после того, как дождь стих. В Лондоне никогда не бывает темно по-настоящему, и над ночным небом всегда стоит оранжевое сияние городских огней. Я вспомнил ночь фейерверков и лицо Люси, глядевшей на россыпь золотых огней в небе с детским восхищением. В Лондоне никогда не бывает по-настоящему тихо. Всегда фоном идет шум поездов подземки или внезапные гудки автосигнализации.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!