Битва за Рим - Колин Маккалоу

У Понта имелась, естественно, армия, однако царь не обольщался на ее счет: греки, населявшие прибрежные города, ненавидели ратное дело, а местное население, происходившее от персов, когда-то проживавших к югу и к западу от Гирканского моря, было настолько невежественно, что обучить его воинским премудростям не было ни малейшей надежды. Поэтому Митридату, подобно большинству восточных правителей, приходилось полагаться на наемников, по большей части сирийцев, киликийцев, киприотов и вспыльчивых выходцев из вечно бурлящих семитских государств, расположенных вокруг Мертвого моря в Палестине. Они доблестно сражались и отличались преданностью — при условии достаточной оплаты. Стоило деньгам задержаться хотя бы на один день, они собирали пожитки и отправлялись по домам.

Познакомившись со скифами и сарматами, понтийский правитель решил, что именно эти народы должны в будущем поставлять солдат для его войска: он обучит их бою в пехотных порядках и вооружит по римскому образцу. С такими воинами он сумеет завоевать Анатолию. Сперва, впрочем, предстояло их покорить. Для этого он выбрал своего дядю Диофанта — сына сводной сестры своего отца и вельможи по имени Асклепиод.

Предлогом послужила жалоба синдских и херсонесских греков на набеги сыновей царя Сцилура, создавшего скифское государство Киммерия, устоявшее и после его смерти. Греческим поселенцам в Ольвии и западнее от нее удавалось приучить скифов к земледелию, однако их воинственность от этого не уменьшалась.

«Обратитесь за помощью к понтийскому царю Митридату, — посоветовал лжекупец перед отплытием из Херсонеса Таврического. — Если пожелаете, я могу передать ему ваше письмо».

Диофант, доказавший свой полководческий талант еще при Митридате V, взялся за дело с рвением и уже весной, последовавшей за возвращением Митридата из плавания по Понту Эвксинскому, отплыл с многочисленной и хорошо обученной армией в Херсонес Таврический. Кампания принесла Понту полную победу: сыновья Сцилура потерпели поражение, а с ними — и раскинувшееся в глубине суши Киммерийское царство. Уже спустя год Понт овладел всем полуостровом Херсонес Таврический, обширной территорией роксоланов и греческим городом Ольвия, клонившимся к закату из-за постоянных набегов сарматов и роксоланов. В следующем году скифы предприняли контрнаступление, однако к концу года Диофант покорил восточный берег Меотиды и меотов, правителем которых был царь Сомак, и основал две мощные крепости по обоим берегам Киммерийского Боспора.

Затем Диофант отплыл домой, поручив одному своему сыну, Неоптолему, заниматься делами Ольвии и территорией к западу от нее, а другому сыну, Архелаю, — делами новой понтийской империи в северной части Понта Эвксинского. Задание царя было выполнено с блеском: трофеям не было числа, понтийская армия могла теперь пополниться несметными скифскими ордами, открывались захватывающие дух перспективы для торговли. Обо всем этом Диофант доложил молодому царю, гордо восседающему на троне; молодой же царь, воспылав завистью и убоявшись, велел казнить Диофанта, своего дядю.

Весь понтийский двор содрогнулся; волны страха докатились и до северного побережья Понта Эвксинского, где сыновья убиенного Диофанта забились в безутешном горе и заметались от дурных предчувствий. Впрочем, вскоре они принялись с удвоенной энергией довершать дело, начатое их отцом. Неоптолем и Архелай по морю и по суше прошли вдоль всего восточного побережья моря и заставили покориться Понту все крохотные кавказские царства одно за другим, в том числе богатую золотом Колхиду и земли, лежащие между рекой Фазис и озером Риз.

Малая Армения, именовавшаяся римлянами Армения Парва, не была частью собственно Армении: она располагалась на западе, между морем и обширной горной страной, разделяющей реки Араке и Евфрат. Митридат полагал ее своей, хотя бы по той причине, что ее царь считал своими сюзеренами понтийских, а не армянских царей. Как только восточное и северное побережье Понта Эвксинского формально и фактически перешло к нему, Митридат вторгся в Малую Армению, самостоятельно возглавив войско, ибо на сей раз был уверен, что его личное участие решит все дело. Он не ошибся: стоило ему въехать в городок Зимару, именовавшийся столицей, как население кинулось к нему с распростертыми объятиями; царь Малой Армении Антипатор склонился перед ним как униженный проситель. Впервые в жизни Митридат почувствовал себя победоносным полководцем; неудивительно, что он проникся к Малой Армении особенным чувством. Восхитившись заснеженными горами, бурными водопадами и удаленностью этой страны от остального мира, он решил, что именно здесь будет хранить свою разбухающую казну. Повеления царя, как всегда, были выполнены точно: на вершинах крутых скал, омываемых снизу ревущими горными потоками, взлетели ввысь крепости-хранилища. Целое лето ушло у царя на поиск наиболее подходящих ущелий. Начинание поражало размахом: общее число цитаделей достигло семидесяти, и молва о богатстве царя прокатилась по всей земле, добравшись до Рима.

Итак, еще не достигнув тридцати, но уже став властелином обширнейшей империи, хранителем несметных богатств, верховным главнокомандующим дюжины армий, состоявших из скифов, сарматов, кельтов и меотов, и отцом целого выводка сыновей, царь Митридат VI отправил в Рим посольство, которому надлежало выяснить, может ли он получить титул «друга и союзника римского народа». Произошло это в тот год, когда Гай Марий и Квинт Лутаций Катул Цезарь разбили последние силы германцев при Верцеллах, поэтому сам Марий получил весть о переговорах из третьих рук — через письма, которые отправлял ему Публий Рутилий Руф. Вифинийский царь Никомед немедленно обратился в Сенат с жалобой: никак невозможно именовать «друзьями и союзниками римского народа» сразу двух царей, если они постоянно враждуют между собой. Никомед напоминал, что лично он никогда не нарушал клятвы верности Риму — с тех самых пор, как взошел на вифинийский престол более полувека назад. Вторично выбранный народным трибуном Луций Апулей Сатурнин встал на сторону Вифинии, так что деньги, выплаченные послами Митридата нуждающимся сенаторам, пропали даром. Посольство Понта вернулось домой несолоно хлебавши.

Такое развитие событий опечалило Митридата. Сначала он поверг свой двор в ужас, бегая по залу, изрыгая проклятия и страшные угрозы в адрес Рима и всего к нему относящегося. Далее он впал в транс, испугавший придворных еще пуще, и просидел не один час в одиночестве на своем троне, покрытом львиной шкурой, усиленно хмуря брови. Наконец, коротко переговорив с царицей Лаодикой, коей надлежало управлять государством в его отсутствие, он оставил Синопу, куда не совал после этого носа более года.

[Карта "Завоевания Митридата 113–100 гг. до н. э."]

Путь Митридата лежал изначально в Амасию, первую понтийскую столицу, облюбованную его предками, где были похоронены в вырубленных в скале могилах прежние цари. Он днями и ночами бродил по коридорам дворца, не обращая внимания на боязливых слуг и соблазнительные мольбы двух своих жен и восьми наложниц, постоянно там проживавших. Затем, подобный внезапной буре, зарождающейся в горных теснинах и там же стихающей, царь Митридат присмирел и стал обдумывать свои дальнейшие действия. Он обошелся без вызова из Синопы придворных и без поездки в Зелу, где квартировала армия; вместо этого он обратился к вельможам, обретавшимся непосредственно в Амасии, с повелением выставить тысячу первоклассных солдат. Его величество все очень хорошо продумал и отдал приказ настолько непререкаемым тоном, что никто не посмел возражать. Отправившись в Анкиру, крупнейший галатийский город, в сопровождении всего одного стража, царь значительно опередил свое войско. Но еще раньше он отправил вперед вельмож, приказав собрать в Анкире всех племенных вождей Галатии, дабы те выслушали заманчивые предложения, с коими к ним собирается обратиться понтийский царь.