Стены из Хрусталя - Кэрри Гринберг

— Существуют? — Генри недоверчиво приподнял бровь. — А расскажи-ка мне про них.

С тех пор в лице Генри Томпсона Уолтер обрел самого терпеливого слушателя. Хотя новый друг утверждал, что ничего не знает о вампирах, вопросы он задавал толковые. В основном его интересовало общественное устройство вампиров, хотя способы их истребления он тоже не оставил без внимания. Уолтеру же просто нравилось, что наконец-то есть с кем поговорить. Что собеседник не ухмыляется скептически и не перебивает, а слушает его в сосредоточенном молчании. Молчание Томпсона было как вакуум, который высасывал из Уолтера новые и новые слова.

О себе Генри рассказывал мало. Родился он в Англии, но исколесил всю Европу, побывал и в Африке, и на Востоке. Попробовал всего понемногу. Теперь вернулся домой, чтобы выбрать занятие на остаток жизни. Поскольку Уолтер сам до сих пор не определился с профессией, то рад был встретить кого-то в таком же положении.

Друзья стали неразлучны. «Как бес веревочкой связал,» возмущалась Эвике, которой новый приятель Уолтера сразу же не понравился. Было в нем что-то скользкое. Такой без мыла в душу влезет.

Настораживало и то, что с недавнего времени Томпсон зачастил к ним в дом. Даже ночевать оставался. Но все лучше, чем если бы Уолтер продолжал навещать его в Уайтчапелле. Именно там он снимал квартиру, а район, как вы сами знаете, прескверный. Какой женщине охота, чтобы ее муж каждую неделю таскался туда? Кроме того, у мистера Томпсона частенько собирались друзья из Парижа, Женевы, Москвы. Понемногу Эвике начала опасаться, как бы ее мужа-недотепу не втянули в антиправительственный заговор.

С такими мыслями она и вернулась домой, но, перешагнув за порог, повеселела и побежала к елке, которую они поставили в гостиной. Елка напоминала куцый прямоугольник, потому что Уолтер не рассчитал с высотой и пришлось обрубить верхушку. Спрятав под елку упакованный подарок, миссис Стивенс подняла большую коробку с красным бантом. Долго трясла ее, пытаясь определить на слух, что там лежит. Судя по треньканью, формочки для масла в виде пауков. Не иначе как на заказ делали. Как-то раз она намекнула Уолтеру, что хочет именно такие, а в магазинах продаются только в форме ягнят. Не забыл, оказывается! Эх, и как дождаться завтрашнего утра?

За окном пошел снег. Сначала он был незаметен на фоне серого неба, но по мере такого, как оно темнело, снежинки становились все белее, все праздничнее. А потом вернулся Уолтер, нагруженный свертками, и настало время ехать на торжественный обед, который давали доктор и миссис Элдритч.

— А если я им не понравлюсь? — уже на пороге профессорского дома спросила Эвике.

— Конечно, понравишься.

— А вот если нет? Ой, вязание дома забыла! Давай за ним вернемся.

— Эвике!

— Ну ладно, ладно.

— Послушай, — муж взял ее за руку, — ни о чем не волнуйся и веди себя как обычно. Ты покоришь всех своей естественностью.

И нежно поцеловал ее, а Эвике обняла его за плечи и долго от себя не отпускала. Собственно, так они и стояли, попирая мораль, когда горничная распахнула дверь и пригласила их войти. Судя по ее поджатым губам, она не считала естественность за добродетель.

Дамы и господа уже собрались в гостиной. Эвике вспыхнула, заметив среди гостей Томпсона, но ее отвлекла миссис Элдритч, подошедшая поприветствовать молодую пару. Присоединился к ней и профессор, низенький старичок с такими длинными бакенбардами, что они щекотали ему плечи. Супруги тут же растащили Уолтера и Эвике в разные стороны.

Сажать мужа и жену рядышком — дурной тон. Чего доброго, начнут планировать семейный бюджет или обсуждать старые дрязги. Тогда все застолье насмарку. Поэтому Уолтера подвели к миссис Фейсфулл, коренастой и очень решительной особе средних лет, а Эвике с упавшим сердцем увидела, что доктор Элдритч выбрал ей в партнеры самого худшего кандидата. Разобравшись, кто с кем сядет, гости переместились в столовую.

Сняв перчатки, Эвике сунула их в карман и посмотрела на Уолтера, которого посадили совсем далеко от нее. Муж ободряюще улыбнулся, мол, все идет по плану. Ах, если бы!

Тем временем хозяева начали резать рыбу и разливать суп по тарелкам, которые гостям передавал нанятый лакей. Эвике завороженно следила за его ловкими движениями.

— Что, так и будем молчать, миссис Стивенс? — проговорил Генри, с которым она до сих пор не перебросилась и парой слов.

— Я лучше с ним поговорю, — фыркнула Эвике и обратилась к лакею с вопросом «Что сегодня вкуснее, суп или рыба? Что брать?» Но лакей ответил «Не могу знать» и ретировался в другой конец комнаты.

— Вы удивительная женщина, миссис Стивенс! — хохотнул Томпсон. — В том смысле, что удивительно, как вас вообще в общество пускают.

Вспыхнув, Эвике огляделась, но гости были слишком поглощены беседой, чтобы услышать их перебранку.

— Да как вы смеете так со мной разговаривать! Я дама. Ведь это неприлично.

— Приличия — это фетиш, — женщина часто заморгала, а мистер Томпсон продолжал. — Приличия, манеры, честь, великодушие, любовь — все это лишь конструкции. Люди придумали их, чтобы проще было общаться. Чтобы не перегрызть друг другу глотки. Или перегрызть, но в более цивилизованной манере. С самого детства нам внушают, что иллюзии и есть реальность. Верно, и вам втолковывали в приюте, что нужно приседать перед теми, кому повезло родиться прежде вас, даже если у них мозгов с наперсток. Это конструкция под названием «уважение к старшим.»

— Откуда вы знаете, что я росла в приюте? — спросила Эвике, посылая мужу уничижительный взгляд.

— Я внимательный слушатель.

— Ах, вот как? Был тут один вампир, тоже очень любознательный. Только вот наша Берта быстро ему нос укоротила. Но у него хоть принципы были, а у вас…

— Но раз вы говорите о нем в прошедшем времени, он уже покинул наш мир? — улыбнулся Генри. — Ну и куда его завели принципы? Хотя вы правы, у меня с вампирами много общего. Я тоже охочусь на окраинах и таскаю овец, отбившихся от стада.

— И пожираете.

— И превращаю в других волков. Удивительно, на что способна овца, доведенная до отчаяния.

Эвике наклонилась к нему поближе.

— А если я вот прямо сейчас встану и расскажу, что вы мне тут плетете? Пусть все узнают.

— Расскажите, если очень хочется.

Женщина не сдвинулась с места.

— Вот видите, вы боитесь нарушить приличия. Но даже если объявите во всеуслышание, какой я негодяй, вам все равно не поверят. Потому что у присутствующих тоже есть свои предрассудки. В частности, предубеждение против рыжих иностранок непонятного роду-племени. И сами оскандалитесь, и мужа во все это втяните. Ну зачем портить праздник?

Теперь и Эвике улыбалась, но в ее улыбке не было ни капли веселья. Зато в таком положении губы не дрожат.

— Уолтера я вам не отдам, — шепнула она. — Никогда. Его вы у меня не отнимете.