Религия для атеистов - Ален де Боттон

Но и этим дело не заканчивается, потому что тело Иова покрывается язвами, отчего каждое движение причиняет невыносимую боль. Сидя в пепле, сокрушенный горем, Иов скребет себя куском черепицы и в ужасе и тоске спрашивает Господа, почему все это случилось с ним.

Друзья Иова думают, что знают ответ: Иов согрешил. Вилдад Савхеянин уверен, Бог не убил бы детей Иова, если бы они – или он сам – не совершили чего-то очень неправильного. «Бог не отвергает непорочного», – утверждает Вилдад. Софар Наамитянин идет еще дальше, намекая, что преступления Иова должны быть ужасны, и Бог великодушен в наказании своем, потому что он всегда прощает в большей степени, чем наказывает.

Иов отметает эти объяснения. По его словам, «напоминания ваши подобны пеплу; оплоты ваши – оплоты глиняные». Он знает, что не грешил. Почему же тогда на него свалилось столько бед? Почему Бог оставил его? Да и существует ли Бог вообще?

Наконец, после долгих дебатов, которые вели люди между собой, Яхве решает сам ответить Иову. Из пустыни приходит буря, и из нее гремит голос разъяренного Бога: «Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла? Препояшь ныне чресла свои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне: Где ты был, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь… По какому пути разливается свет и разносится восточный ветер по земле?.. Из чьего чрева выходит лед и иней небесный – кто рождает его?.. Знаешь ли ты уставы неба?.. Твоею ли мудростью летает ястреб?.. Можешь ли ты удою вытащить левиафана?..»

На прямой вопрос Иова: отчего Господь не отвечает ему, следует непрямой ответ, в котором божество обстоятельно расписывает, как мало люди знают о чем-либо. Хрупкие, ограниченные существа, да разве могут они понять пути Господни? – вопрошает Он. А с учетом их невежества, какое они имеют право использовать такое выражение, как «не по заслугам»? Во вселенной еще много такого, что человечество не может правильно истолковать, а потому не должно полагаться на свою логику, которая не лишена изъянов. Вселенную создали не люди, пусть некоторые иной раз и утверждают обратное, они не контролируют ее, и она им не принадлежит. Бог пытается убедить Иова не замыкаться на событиях собственной жизни, привлекая его внимание к необъятности и разнообразию природы. Он старается показать Иову всю полноту мироздания, от ядра Земли до далеких созвездий, от высот, где кружит ястреб, до родовых схваток горной козы, в надежде вселить в человека из Уца искупляющее чувство благоговения.

Стратегия срабатывает: Иову напоминают о весах, на одной чашке которых все, что произошло с ним, а на другой – возраст, размеры и загадки вселенной. Буря, поднятая Богом, и Его громкие возвышенные слова вызывают должный ужас у зрителей, они ясно дают понять, сколь жалкими являются беды одного человека в сравнении с вечностью, и оставляют Иова и всех нас, возможно, в чуть большей готовности склонить голову перед непостижимым и добавляют нам выдержки переносить неизбежные в жизни трагедии.

2

Через тысячу лет после того, как Иов получил урок от Бога, другой еврей Бенедикт Спиноза взял на себя труд перевести те же доводы в более доступную форму.

Спиноза отвергал образ человекоподобного Высшего существа, которое может говорить со своим народом с вершины горы и восседать на облаках. Для него «Бог» представлял собой научный термин для обозначения силы, которая создала вселенную, первопричины или, как предпочитал говорить сам философ, «причина самой себя», causa sui.

Как философская конструкция, этот Бог предлагает Спинозе утешение. В минуты отчаяния или невзгод философ рекомендовал иначе взглянуть на ситуацию – как бы в космической перспективе – согласно его знаменитому и поэтическому высказыванию, «с точки зрения вечности», sub specie aeternitatis. Зачарованный научно-техническими достижениями своего века – и, прежде всего, телескопами и полученными с их помощью знаниями о других планетах, – Спиноза предполагает, что мы можем использовать наше воображение, чтобы выйти за пределы тела и попытаться подчинить свою волю законам вселенной, пусть намерения у нас прямо противоположные.

Это не так уж далеко от совета, который Господь дал Иову: вместо того, чтобы пытаться исправить положение, в которое мы попали из-за обрушившихся на нашу голову несчастий и унижений, настаивая на недооценке нашей значимости, лучше постараться осознать и оценить нашу основополагающую ничтожность. Опасность жизни в лишенном Бога обществе состоит в том, что нет больше напоминаний о сверхъестественном, потому мы остаемся неподготовленными к разочарованиям и возможной гибели. Когда Бог мертв, человеческие существа – в ущерб себе – рискуют занять главенствующее положение. Они воображают себя хозяевами собственной судьбы, попирают природу, забывают ритмы земли, плюют на все важное и ценное, что выскальзывает из их рук, – до того момента, покуда жестко не наткнутся на острые углы реальности, и вот тут-то и наступает катастрофа.

Нашему секулярному миру недостает ритуалов, которые мягко вернули бы нас на положенное нам место. Этот мир исподтишка побуждает нас думать, будто именно текущий момент и есть высшая точка истории, а достижения людей – мера всего сущего… Именно самомнение и толкает нас в пучину озабоченности и зависти.

3

Религия, прежде всего, символ того, что превосходит нас, она показывает нам преимущества признания нашей ничтожности. Она находит полное взаимопонимание со всеми аспектами существования, которые спасают нас от иллюзии, будто мы – пуп земли: ледниками, океанами, микроскопическими формами жизни, новорожденными или торжественным языком «Потерянного рая» Мильтона: «Потоп и вихри бурного огня…» Если в нашем мире есть что-то более крупное, древнее и великое, чем мы, это не унижение. Наоборот, принимать это надобно с облегчением, поскольку в этом случае наши безумные честолюбивые надежды не уничтожат нашу жизнь.

Религия проницательнее философии в понимании, что недостаточно просто прописывать идеалы в книгах. Конечно, не хотелось бы и желать чего-то еще, если бы мы могли, равно верующие и неверующие, постоянно видеть все sub specie aeternitatis, но мы практически наверняка забудем эту привычку, если только нам не будут твердо и настойчиво об этом напоминать.

Одна из самых хитроумных методик религии – постоянное напоминание о сверхъестественном, на утренней молитве и на недельной службе, на празднике жатвы и при крещении, на Йом Кипур или в Вербное воскресенье. Светскому миру недостает эквивалентного круга напоминаний, когда мы хотя бы в воображении можем отстраниться от обыденности и измерить наши жизни по другой, более масштабной, космической шкале.

Если в системе такой переоценки удастся найти какой-то общий эталон и для атеистов, и для верующих, вероятно, это будет природный феномен, упомянутый и в Книге Иова, и в «Этике» Спинозы: звезды. Именно наблюдая за ними, секулярный мир получает оптимальную возможность ощутить искупительное чувство благоговения.

Ученые, официально ответственные за наблюдения за звездами, редко признают их терапевтический эффект, и это недальновидно. Сухим научным языком космические агентства информируют нас о характеристиках и траекториях небесных тел, но редко рассматривают астрономию как источник мудрости или помощника в уменьшении страданий.