Религия для атеистов - Ален де Боттон

Если пессимизм Паскаля может эффективно утешить, причина, возможно, в том, что в мрачное настроение нас загоняют не столько печали, сколько надежды. Это надежду – насчет нашей карьеры, любовных увлечений, детей, политиков и планеты – надобно прежде всего винить за наши горечь и отчаяние. Несоответствие между масштабом наших ожиданий и суровой реальностью нашего положения порождает горькое разочарование, которое портит нам жизнь и желчными морщинами портит лицо.

Отсюда и облегчение, которое может вылиться взрывами смеха, когда мы наконец-то находим автора, достаточно великодушного, чтобы подтвердить, что наши худшие подозрения не что-то уникальное и постыдное, а всего лишь обыденная, неизбежная человеческая реальность. Страх, что только мы ощущаем себя встревоженными, скучающими, ревнивыми, жестокими, порочными и самовлюбленными, оказывается совершенно беспочвенным, и это открывает перед нами неожиданные возможности для общения вне наших темных реальностей.

Мы должны чтить Паскаля и весь длинный ряд христианских пессимистов, к которым он принадлежит, за то, что они оказали нам неоценимую услугу, элегантно обнародовав все приметы нашего греховного и жалкого бытия.

2

Это не мнение, к которому с пониманием относится современный мир, потому что одной из доминант этого мира и, конечно же, самым большим его недостатком является безудержный оптимизм.

Несмотря на случайные приступы паники, вызванные кризисами на фондовой бирже, войнами или эпидемиями, для секулярной эпохи характерна иррациональная уверенность в непрерывном прогрессе, основанная на мессианской вере в три великих движителя изменений: науку, технику и торговлю. Материальные изменения к лучшему с середины восемнадцатого столетия столь разительны, комфорт, безопасность, богатство и мощь так возросли, что, казалось бы, нанесен смертельный удар нашей способности впадать в пессимизм и, таким образом, что гораздо важнее, нашей способности оставаться здравомыслящими и чувствовать себя удовлетворенными. Нет никакой возможности вынести взвешенную оценку тому, что жизнь уготовит нам после того, как мы стали свидетелями расшифровки генетического кода человека, изобретения мобильного телефона, открытия супермаркетов западного типа в самых отдаленных уголках Китая и запуска телескопа «Хаббл».

Не отрицая, что научная и экономическая траектории человечества идут вверх на протяжении нескольких столетий, мы не скажем того же о самом человечестве: никто не может жить исключительно среди выдающихся достижений генетики и телекоммуникаций, которые наделяют наш век своими особенными и стойкими предрассудками. Разумеется, мы ощущаем пользу от возможности в любой момент принять горячую ванну или от компьютерных чипов, но наша жизнь ничуть не меньше зависит от несчастного случая, неудовлетворенного честолюбия, разбитого сердца, зависти, озабоченности или смерти, чем у наших средневековых предков. Наши предки, по крайней мере, жили в религиозное время, которое не допускало ошибок и не обещало людям, что счастье может надолго, если не навсегда, обосноваться на этой земле.

3

Про христианство, конечно же, нельзя говорить, что оно лишает людей надежды. Просто ему хватает здравого смысла переносить ожидание лучшего на последующую жизнь, где верующих ждет мир морального и материального совершенства.

Перенос осуществления надежд в столь далекие пространства предоставил церкви уникальную возможность объективно и без эмоций оценивать земную реальность. Церковь и не предполагает, что политики смогут создать справедливое государство, что хотя бы одна семейная пара сможет прожить без конфликтов и ссор, что деньги обеспечат безопасность, что друг никогда не предаст, или в более общем смысле, что рай небесный можно устроить на земле. Со дня своего возникновения религия смотрит предельно честно – на что секулярный мир не способен в силу своей сентиментальности и трусости – на наши шансы улучшить гнусную человеческую натуру.

Нынешний период истории характеризуется тем, что миряне настроены гораздо оптимистичнее верующих: есть в этом какая-то ирония, если учесть, как часто первые упрекали вторых в наивности и доверчивости. Именно в мирянах стремление к совершенству так немыслимо разрослось, и они уже представляют себе, что рай можно построить на земле – еще через несколько лет роста финансового благосостояния и медицинских исследований. Для них не существует никаких противоречий, когда, решительно отрицая веру в ангелов, они искренне верят, что МВФ, медицинская наука, Силиконовая долина и демократическая политика совместными усилиями излечат все болезни человечества.

4

Наиболее честолюбивым и целеустремленным особенно необходимо как следует окунуть свои несбыточные надежды во тьму, которую так обстоятельно исследовала религия. Прежде всего это относится к неверующим американцам, возможно, самым встревоженным и разочарованным людям на Земле, поскольку их страна внушает своим гражданам самые безумные надежды относительно достижимого трудолюбием и коллективными усилиями. Нужно перестать считать, что пессимизм принадлежит одним только верующим или что он неотделим от надежд на спасение души. Надо постараться позаимствовать проницательный взгляд на мир у тех, кто верит в рай, даже если мы сами намерены всю жизнь следовать фундаментальному атеистическому принципу: этот мир единственный, который нам дано познать.

Нам хватало мудрости размещать идеалы совершенства совсем в другом мире. Ян Брейгельмладший. «Рай» (1620).

5

Польза философии неорелигиозного пессимизма особенно наглядно проявляется в отношении брачного союза, одного из наиболее загубленных институтов современного общества, который ныне выглядит чудовищно только из-за удивительного предположения неверующих, что женятся исключительно ради счастья.

Христианские и еврейские молодожены, пусть и не всегда радостные, по крайней мере освобождены от дополнительной порции страданий, возникающих из-за ошибочного мнения, что неправильно и несправедливо быть в чем-то неудовлетворенным. Христианство и иудаизм рассматривают женитьбу не как союз, вызванный и вдохновляемый безудержным энтузиазмом, но как механизм, благодаря которому человек может занять в обществе положение взрослого и с помощью ближайшего друга взять на себя ответственность за воспитание и образование следующего поколения под божественным наблюдением. Эти ограниченные ожидания призваны предвосхитить подозрения, столь знакомые мирским семейным парам, что есть возможность найти где-то для себя более страстную, ангельскую или менее удручающую пару. В рамках религиозного идеала взаимные трения, споры и скука не признаки ошибки, а жизнь, продолжающаяся согласно плану.

Религии хватает здравого смысла, чтобы предлагать нам обожать ангелов и терпеть любимых.

Несмотря на практический подход, религии не принимают во внимание наше желание страстного обожания. Они знают о нашей потребности верить в других, восхищаться ими, служить им и находить в них идеал, которого мы сами достигнуть не способны. И настаивают, что объекты поклонения должны быть божественными, а не земными. Поэтому и предлагают нам вечно молодых, симпатичных и добродетельных божеств, чтобы те вели нас по жизни, при этом денно и нощно напоминая нам, что человеческие существа довольно-таки скучные, да и недостатков у них хватает, а потому их надо терпеть и прощать. Эта подробность обычно ускользает от нашего внимания в пылу семейной ссоры. «Почему ты не можешь быть более совершенным?» – этот важный вопрос маячит за большинством мирских споров. Стремясь удержать нас от завышенных ожиданий в отношении другого человека, религия демонстрирует здравый смысл, предлагая обожать ангелов и терпеть любимых.