Гарантия на любовь - Шэрон Кендрик

– Он просил тебя с ним связаться, если ты захочешь.

– У меня нет братьев! – закричал Алек.

– Алек…

Но в этот момент Элли пронзила ужасная боль, точно раскаленные ножи терзали ее живот, втыкаясь глубже и глубже. Ноги ее подкосились. Она потянулась к подоконнику, и Алек бросился к ней, лицо его было перекошено от ужаса.

Но его забота не нужна была ей сейчас. Элли хотела лишь одного – чтобы боль утихла – не только в животе, но и в сердце.

– Уходи, – пробормотала она, слабо махнув на него рукой, но в этот момент увидела в его глазах что-то другое, что-то, напугавшее ее. Почему он так на нее смотрит? Почему так побледнел? Последовав глазами за его взглядом, она увидела алую кровь, что начала капать на сияющий паркет.

И потеряла сознание.

Алек чувствовал, как холодные тиски неумолимо сжимаются вокруг его сердца. Он не мог дышать, не мог думать. Он был бессилен помочь Элли, а даже если бы и мог это сделать, у него не было шанса. Элли не хотела, чтобы он ехал с ней в машине скорой помощи, сказал ему один из медиков со слегка смущенным выражением лица, отводя глаза.

В первый раз за всю свою взрослую жизнь Алек узнал, что такое бессилие. Он не мог настоять на том, чтобы все шло, как хотелось ему, не мог повлиять на ситуацию своим именем или деньгами. Нужно было принять горькую правду – Элли была больна, а ребенок в опасности. И сейчас ее везли по улицам Лондона в машине с мигалкой и сиреной, и она не хотела видеть его рядом с собой.

Горький привкус поселился во рту.

Мог ли он винить ее?

Он приехал в больницу так быстро, как только смог, но его обычное умение спокойно ориентироваться всюду подвело его, и он потерялся в лабиринте коридоров, пока добрая нянечка не сжалилась над ним и не отвела в отделение. Сердце его билось где-то в горле, когда он вошел туда, где все вокруг сияло белизной и стерильностью. Но к Элли его не пустили.

– Я ее муж, – говорил он, и слова его казались ему фальшивыми. Какое право у него было называть себя ее мужем? Может, потому медсестра бросила на него такой неодобрительный взгляд? Элли рассказала ей правду в момент слабости, умоляя медсестер не пропускать к ней мужчину, что принес ей лишь боль и страдания?

– С ней сейчас доктор.

– Прошу… – Голос его надломился – безжизненный и какой-то пустой, он совсем не был похож на его голос. Но ведь ему раньше не приходилось никого ни о чем просить, разве нет? С тех пор, как он покинул этот склеп отцовского дома, где ночами, прохладными от кондиционеров повсюду, он лежал, накрыв голову подушкой, слишком испуганный, чтобы плакать. Слушал отдаленные крики цапель, разносящиеся по острову, и молил безучастного бога вернуть ему мать. А потом, как сейчас, он потерял контроль над происходившим. Ничего не могло произойти по твоему желанию. Теперь он понимал, почему отворачивался от всех отношений – он не мог их контролировать, а именно контроль стал его спасательным кругом в этом мире, где все было призрачно. Сердце его бушевало в груди. А может, это было оттого, что до Элли у него не было серьезных отношений ни с кем?

Он посмотрел в глаза сестры:

– Как она?

– Сейчас стабильно.

– А… ребенок?

Голос его вновь прервался. Он не ожидал, что этот вопрос дастся ему с таким трудом и что ответ на него будет вдруг так ему важен. Когда вдруг этот нерожденный кроха успел завладеть его сердцем? Алеку казалось, что мир замер, когда женщина взглянула на него с осторожным спокойствием – словно стараясь утешить его, не давая ложных надежд. Наверное, этот вопрос ей задавали миллион раз.

– Боюсь, что-либо говорить пока рано.

Алек не мог ничего сделать, кроме как принять ее слова, и когда его проводили в комнату ожидания, он лишь угрюмо кивнул. Окна выходили на какую-то мрачную кирпичную стену, на побитом столике была стопка старых журналов, но больнее всего оказалось смотреть на пластиковые кубики в углу, наверняка принесенные для детей, что могут прийти с родителями.

Дети.

Он не хотел своих детей – всегда знал это. Не хотел рисковать жизнью собственного ребенка, опасаясь того, что тот повторит его судьбу. Но теперь внезапно он понял, как сильно хочет этого малыша. Хочет воспитывать его, когда тот подрастет.

«Я никогда не оставлю своего малыша, никогда не причиню ему боль и не стану его наказывать, – молнией пронеслась в мозгу мысль, – он получит лишь любовь от меня, даже если мне придется учиться любить с нуля».

Алек закрыл глаза, медленные минуты проходили. Кто-то принес ему кофе в пластиковом стаканчике, но он не притронулся к нему. Когда наконец вошел доктор в сопровождении сестры, на сей раз другой, Алек вскочил и вдруг понял, что такое истинный страх. Руки его были холодными и липкими, сердце колотилось в груди.

– Как она? – требовательно спросил он.

– Немного напугана и до сих пор в шоке, но мы сделали ультразвук…

– Ультразвук? – На миг Алек призадумался, внезапно поняв, что все это время думал на греческом, и английское слово вызвало у него замешательство.

– Мы должны были убедиться, что беременность можно сохранить, и я с радостью готов вам сообщить, что все хорошо.

– Сохранить, – непонимающе повторил он.

– Ребенок в порядке, – мягко сказал врач, точно беседуя с ребенком. – У вашей жены было небольшое кровотечение, такое бывает на ранних сроках – но теперь нужно будет вести себя очень аккуратно. Это означает – никакой спешки, никакого катания на лошади, – доктор улыбнулся, словно желая подготовить его к неприятному известию, – И, боюсь, никакого секса.

Алека провели в комнату Элли, где она лежала на узкой больничной кровати, белая, как простыня. Глаза ее были закрыты, белокурая челка – влажной от пота, а изогнутые брови казались угольно-черными на молочно-белой коже.

Она не пошевелилась, и Алек, памятуя слова врача, бесшумно присел на стул возле ее кровати, накрыв своей ладонью ее руку. Он потерял счет времени – казалось, весь мир отступил на второй план. Он считал секунды по медленным каплям – в ее вене была игла, и у кровати стояла капельница.

Он не сводил с нее глаз, так что не сразу заметил, что Элли очнулась – повернув голову, наткнулся на взгляд ее серых глаз. Он попытался прочесть их выражение, но не смог.

– Привет, – сказал он.

Она не ответила, лишь отняла от него руку, затем попыталась приподняться и прикоснулась к животу, в глазах застыл немой вопрос:

– Ребенок?

Он кивнул:

– Он в порядке.

Элли издала сдавленное рыдание и упала на подушки, губы ее дрожали:

– Значит, мне не приснилось.

– Что?

– Кто-то пришел, – она облизнула губы и замолчала, точно не в силах говорить. – Они положили что-то холодное мне на живот. Вращали им. Сказали, что все будет хорошо, но я подумала…