Фея Семи Лесов - Роксана Гедеон

Я кивнула.

– Ну, чего стоите? – нахально продолжал Розарио. – Она с вами не поедет, неужели не ясно?

Мужчина гневно ступил шаг вперед.

– Это что еще за балаган? – гневно воскликнул он. – Уж не думаешь ли ты, что я буду объясняться перед тобой? Что ты себе позволяешь, негодяй?

Розарио показал ему язык и дерзко пропел:

Синьор де Тальмон,

Оставьте ваш грозный вид!

Синьор де Тальмон,

Вас могут принять за демона,

Сбавьте тон!

Розарио был мастер на подобные выдумки: он даже запомнил имя мужчины, произнесенное старой дамой.

– Перестань, Розарио, – миролюбиво сказала я, подозревая, что он намеревается устроить такую штуку, которая не на шутку разозлит принца. – Ну как, синьор, вы берете во Францию Розарио и Джакомо? Если да, то я еду с вами… А вообще-то вам повезло: когда-то у меня было пятеро братьев!

– Господи, их целых двое! – прошептала дама. – А какова Сюзанна, Филипп! Никакого благонравия! Что за воспитание! Ее уже не обтесать.

– Ничего не поделаешь, мадам, – произнес принц, – таковы нравы черни. А Сюзанна изменится, даю вам слово. Я уже подыскал ей место в женском монастыре в Санлисе.

Дама вздохнула.

– Сюзанна, – мягко обратилась она ко мне, – дитя мое, подумайте, что вы говорите. Вы же умрете здесь, в этой нищете. А с нами вам будет хорошо.

Бедняжка! Она не могла понять, почему маленькая девятилетняя девочка не визжит от восторга при возможности стать сытой и богатой, не прыгает от радости, а так крепко держится за тонкую ниточку дружбы и родства, хотя от этого ей нет никакой видимой пользы.

Я покачала головой. Если они богаты, они заберут всех нас, а если нет, то зачем менять одну бедность на другую?

– Мне будет хорошо без Джакомо? Без Розарио? Да никогда!

Эта словесная перепалка начинала утомлять меня. Босая, я вся продрогла от утренней свежести и холодной росы.

– Нам придется взять ее братьев, – растерянно проговорила дама.

Мужчина гневно кусал губы.

– Я думаю, мадам, мы не обеднеем, если выбросим на этих негодяев тысячу или две луидоров, – пробормотал он после долгого обоюдного молчания.

Он обернулся в нашу сторону.

– Мы согласны, – процедил принц сквозь зубы. – Собирайтесь.

– Прекрасно! – воскликнула я. – Мы едем все вместе.

– Пойду разбужу Джакомо, – пробормотал Розарио. – А ты, Ритта, на всякий случай держись пока от них подальше. Мало ли чего эти синьоры могут выкинуть.

Дама ахнула.

– Он подозревает нас во лжи, Филипп. Принц презрительно усмехнулся.

– Нам придется терпеть этих негодяев еще две недели, мадам, так что советую вам привыкать к их выходкам и ничему не удивляться.

– О мадонна, – сокрушенно покачала головой женщина.

Через четверть часа окна и двери были заколочены. Пусть теперь наш дом достанется кому угодно…

Слезы невольно навернулись мне на глаза. Я вспомнила все картины моего детства. Вот здесь покойная Нунча кормила кур. А у этого окна сидела умирающая мать… А тут Луиджи – где-то он сейчас? – зарывал свой ящик с сокровищами… Перед моими глазами медленно проплывали счастливые и трагические события: гроб с телом Винченцо, рассказы Джакомо, лесные приключения, уход Антонио, смерть Нунчи и матери… Впрочем, счастливых событий было не так уж много.

И все-таки мне было жаль покидать родное гнездо, с которым так много связано, которое так прочно вошло в мою жизнь, стало частью моего существа…

Я бы охотно осталась здесь, если бы у меня была хоть надежда на выживание. Но даже тогда, в девять лет, я чувствовала, что такой надежды нет и что единственный выход – это поездка во Францию, в чужую далекую страну.

– Погоди, Ритта, – сказал мне Розарио, увидев, что я собираюсь сесть в карету, – сначала сядем мы, а потом уж ты. Ты меня понимаешь?

Я кивнула.

Розарио отбросил в сторону молоток и гвозди и, взяв под руку Джакомо, пошел к карете.

Ко мне подошла женщина лет двадцати пяти, в синем шелковом платье и серой вышитой накидке. Она взяла меня за руку. Я была поражена. Передо мной стояла живая фея Кренского озера – по крайней мере, такая, какой я ее представляла по рассказам Джакомо. Волосы цвета спелого апельсина, глаза как море, и щеки как цветок шиповника… Фея, настоящая фея!

Я быстро пришла в себя от удивления и строптиво повела плечом, а затем и вырвалась. Я впервые видела эту особу, а к незнакомым людям я относилась недоверчиво.

– Ты что, боишься меня? – спросила она ласково.

Я фыркнула. Наконец-то мне удалось найти среди приехавших французов человека, который так безупречно и чисто говорит по-итальянски! Ни старая дама, ни принц не могли похвастать хорошим произношением.

– Разве вы француженка? – с сомнением спросила я. Она покачала головой.

– Нет, я, как и ты, итальянка… – Сказав это, она засмеялась.

– Что вы здесь делаете?

На лице ее показалось удивление.

– Разве ты не поняла? Я твоя гувернантка, Ритта.

– О! – воскликнула я. – Значит, вы верите, что меня зовут Ритта, а не Сюзанна?

– Тебя зовут и так, и так, но Ритта мне больше нравится.

Я согласно кивнула. Кажется, она не такая скучная, как старуха или принц.

– А как вас зовут? – спросила я.

– Стефания Старди. – Она снова засмеялась.

– Почему вы все время смеетесь?

– Не знаю, – сказала она. – Ты очень симпатичная девочка, Ритта.

– Можно, я буду вас называть синьора Стефания?

– Нет, лучше не синьора, а синьорина. Ну, а теперь-то мне можно взять тебя за руку?

Она сумела внушить мне симпатию, и я сама, улыбаясь, протянула ей узкую смуглую ладонь.

Розарио устроился вместе с кучером на козлах, а мы с Джакомо сидели между дамой и принцем. Старая дама все время прижимала к носу платок, пахнувший невероятными ароматами, и опасливо косилась на мое грязное платье. Когда после очередной ямы на дороге нас сильно встряхнуло и на ее белоснежной манжете остался черноватый след от соприкосновения с моей одеждой, она тяжело и многозначительно вздохнула.

– Сюзанна, дитя мое, – сказала она, – как вы можете быть столь неопрятны?

Я посмотрела на нее уничтожающим взглядом. Что можно было ответить этой разодетой холеной синьоре, которую приводило в ужас мое платье? Которой ежедневно несколько горничных стирают, крахмалят и гладят весь ее огромный гардероб? Разве бы поняла она то, что это платье было у меня единственное вот уже почти год и что если бы я задумала его выстирать, то оно бы расползлось у меня под руками?