Драгоценный дар - Марион Леннокс

Это оказалось футляром для очков. Необыкновенно изысканным. Розовым, усыпанным огромными бриллиантами.

— Стоит миллиард, — со знанием дела произнес Рафф. — Каждый бриллиант — больше карата, и все на месте. У нашего разбойника мягкая хватка.

«Разбойник» вышел из спальни сквозь приоткрытую дверь и неторопливо приблизился к месту расследования преступления. Увидел футляр для очков. Положив на него лапу, взглянул на Эбби и вильнул хвостом.

— Ни слова, Клеп, — сказала Эбби. — Ни в чем не признавайся.

— На нем следы его ДНК.

— Он увидел этот футляр только сейчас. И так же потрясен, как и я.

Усмехнувшись, Рафф почесал Клеппи за ухом, и песик, вильнув хвостом, осторожно взял футляр из его рук и направился в спальню. Запрыгнув на кровать, он залез под одеяло со своей добычей.

Рафф задумчиво взглянул в сторону спальни.

— Наверное, мне ее тоже надо осмотреть.

— Не смей! — воскликнула Эбби, внезапно почувствовав панику.

Рафф выпрямился, и с лица его исчезла улыбка.

— Хорошо, не буду. С тобой все в порядке?

— Я выживу.

— У тебя впереди тяжелые дни.

— Рафф…

— М-м-м? — Он смотрел на нее. И уже не смеялся. Большой, сильный, мужественный, заботливый и…

— Я думаю, что смогу оставить Бена в прошлом, — сказала она.

— Прости?

— Я…

Как ей сказать то, что невозможно было выразить словами? Как объяснить ему? Ведь она никогда не собиралась… Через несколько месяцев, возможно, когда буря затихнет и осядет пыль… Но сейчас? Здесь?

— Наверное, я люблю тебя, — прошептала она, и мысль эта стала буквально осязаемой: огромной, угрожающей, заполонившей собою весь дом.

— Когда-то мы дружили — девочка и мальчик. — Эбби никак не могла успокоиться. — Я надеюсь… Когда я прощу тебя… за Бена…

— Значит, ты хочешь простить меня?

— Я… да. Но…

— У нас нет никаких шансов, — сказал Рафф, и лицо его словно окаменело. Невероятно, но он выглядел так, будто она только что ударила его. — Ты меня простишь?

— Если я люблю тебя, то должна простить. И я могу сделать это.

Возникло молчание. Бесконечно долгое.

Эбби не могла вынести его. Ей захотелось нырнуть под одеяло, спрятаться там. Спрятаться от взгляда Раффа.

— Не может быть никакого прощения в отношении Бена, — сказал он наконец, и голос его перестал быть жестким. Но в нем возникла такая пустота, что Эбби ужаснулась. — Если ты сказала такое… то это все существует.

— Конечно существует.

— Разве может быть иначе? И всегда будет существовать. — Он сделал глубокий вдох. И еще один.

Его молчание убивало ее. Она что-то сделала неправильно. И не понимала что. И не знала, как ей исправить это.

— Эбби, десять лет назад я был преступно глуп, — сказал он наконец, медленно выговаривая слова, будто их тянули из него клещами. — Я не могу вспоминать об этом без ненависти к самому себе. Но знаешь что? Я оставил это позади себя и пошел вперед.

— Ты…

— Если бы я не сделал этого, то сошел бы с ума. Ты можешь представить себе, какие я испытывал чувства? Мой лучший друг погиб, моя сестра стала калекой на всю жизнь, а я ничего не помню… Я был уничтожен смертью Бена — и до сих пор страдаю от этого. Потерять такого друга… Причинить такую боль его семье и всем, кто его любил… Мало того, каждый раз, когда я смотрю на Сару, я вспоминаю о том, что натворил. Но после десяти лет… — Еще один вздох. И снова молчание. — Но теперь я смотрю на это издалека, с высоты прошедших десяти лет, — наконец сказал он. — После этого я видел множество глупых детей. Множество страшных аварий. И всегда есть водитель, и всегда есть чья-то вина. Но в подобных ситуациях есть и еще кое-что. Дети подстрекают других детей. Сами вредят друг другу. В ту ночь Бен не был пристегнут. В нашей машине были ремни — мой дед настоял на этом. Сара тоже не была пристегнута ремнем — боялась помять свое красивое платье. И никто из нас не должен был выезжать на дорогу в такой дождь. Это была страшная глупость. Да, я был за рулем. Да, должно быть, я выехал на встречную полосу, а Филип сказал, что я превысил скорость. Это я взял на себя вину. Я сам вынес себе приговор. Я потерял Бена, и ты потеряла Бена. Я изуродовал Сару, мои действия повлекли за собой непоправимые последствия. И с этим я живу, Эбби, каждый день, и я не хочу добавлять к этому лишнюю тяжесть.

— Я не понимаю… о чем ты говоришь…

— Представь себе, что каждое утро я буду просыпаться рядом с женщиной, которая говорит, что прощает меня. Ты хочешь, чтобы я приговорил себя к такому наказанию? На этой неделе… да, я поцеловал тебя, и… да, я хотел тебя. Я доставил тебе много беспокойства в отношении твоей предстоящей свадьбы. А вчера вечером, когда по городу поползли слухи о том, что ты вернула кольцо Филипу, в какой-то момент я дрогнул, подумав о том, что, быть может, у нас с тобой есть будущее. Но теперь… Ты прощаешь меня? Великодушно? С любовью? Спасибо, не надо! Я не смогу с этим жить, Эбби. Поступай так, как считаешь нужным, но не вмешивай меня. Дай мне, пожалуйста, футляр для очков. Мне надо идти.

— Рафф…

— Все, разговор окончен! — бросил он. — Подумай об этом сама. Это твоя жизнь. Я сделал все, чтобы выжить, и не нуждаюсь в прощении.

Эбби потрясенно смотрела на него. Она была в шоке. Но где-то в глубине души понимала, что Рафф был прав.

Днем в субботу Эбби решила, что ей надо поговорить с Филипом. Просто из вежливости. Но у них получился очень натянутый телефонный разговор. Голос Филипа звучал злобно и раздраженно. Эбби снова забралась под одеяло, прижав к себе Клеппи, и решила, что ей не нужны ни хлеб, ни свежее молоко, она может некоторое время питаться консервированной фасолью.

В понедельник она пришла к выводу, что не может вечно прятаться под одеялом. Ей надо взять себя в руки. А это означало, что ей надо выбраться из кровати, надеть свою обычную одежду — строгую и деловую, в которой она появлялась в суде. Ей надо решить все вопросы с Филипом, которые касались ведения дел в суде, — а потом оставить адвокатскую деятельность. Она начнет отправлять свадебные подарки обратно, а затем подумает, неспешно и серьезно, о том, как ей дальше жить.

Ей надо очень хорошо подумать. Она больше не хочет быть адвокатом, но это не означало, что она собиралась бросить Филипа или своих клиентов на произвол судьбы. Так поступила бы истеричная бывшая невеста — та женщина, которая сбежала бы от Филипа ради сумасшедшей слепой любви. Но она не была такой женщиной. Она отказалась от неподходящей для нее помолвки по разумным причинам и вполне контролировала ситуацию.

Эбби вошла в зал суда с высоко поднятой головой. Она села на скамью и сконцентрировалась на том, чтобы выглядеть как обычно. Ей показалось, что в зале сейчас гораздо больше людей, чем было в пятницу. Наверное, потому, что все смотрели на нее. На женщину, которая бросила Филипа Декстера.