Драгоценный дар - Марион Леннокс

— Эбби…

— Позволь мне договорить. Я все еще пытаюсь осмыслить все, поэтому позволь мне сказать, как я вижу это сейчас.

— Хорошо.

— В тот день сюда пришел мой отец. Он был возмущен тем, что Бен проводит здесь свои выходные дни, а не сидит с ним и с матерью в нашей гостиной, описывая поминутно свою жизнь в университете. Отцу следовало бы сказать: «Не испытывай машину до следующих выходных». Или предложить поехать вместе с тобой, чтобы присмотреть за вами. А Сара… Я помню, как она примеряла платье, которое я только что сшила для нее, а твоя бабушка сказала: «Не помни платье, Сара, я ведь столько времени отглаживала его». А я сидела дома, разозлившись на вас всех.

— Значит…

— Значит, все было… именно так, — сказала Эбби. — Тебя вынудили выехать в ту ночь, которая была совсем не безопасной. Все были возбуждены. Все знали, что никто не ездит по этой дороге, кроме лесорубов, а они в выходные дни не работали. Глупые дети, опрометчивое решение и скользкая дорога. И стечение роковых обстоятельств. Сара не хотела помять свое новое платье. Бен считал себя неуязвимым героем, поэтому не потрудился пристегнуться ремнем. Филип хотел похвастаться своей машиной перед подружкой. Ты не был осужден за нарушение правил вождения, приведшее к трагедии, Рафф, и именно в этом было все дело. Горе моих родителей трансформировалось в ненависть к тебе. Я была заражена этой ненавистью, у меня не хватило сил отстоять свою точку зрения. Я была просто тряпкой, размазней.

— А сейчас у тебя есть силы? — Это был жесткий вопрос.

Но, похоже, у нее уже был ответ.

— Ты поцеловал меня, — просто сказала она. — И я поняла, что хочу тебя. Всегда хотела. Но я находилась в каком-то дурмане, Рафф. И нужна была лишь одна маленькая собачка, чтобы я очнулась от этого тяжелого сна.

Та самая «маленькая собачка» теперь спокойно сидела у Раффа на руках, прижавшись к его груди. Он осторожно опустил пса на землю.

— Значит, ты говоришь…

— Я говорю, что люблю тебя, — сказала она спокойно и уверенно. — Я понимаю, что это кажется очень быстрым. Мы не общались с тобой десять лет, поэтому, наверное, мне надо было постепенно показать тебе, что я изменилась. Но я не могу ждать. Десять лет я вела жалкую жизнь — и больше не хочу ее продолжения.

Рафф не пошевелился.

— Твои родители ненавидят меня, — сказал он наконец, потому что это было очень важно. Ненависть в людских отношениях всегда играла большую роль.

— У них есть выбор, — решительно сказала Эбби, прямо смотря в его глаза. — Они могут либо принять мужчину, которого я люблю, либо не принять. Это их выбор, но я не перестану любить тебя. Я постараюсь им объяснить, но если они не будут слушать… — Она сделала глубокий вдох. — Я больше не могу жить с ощущением ненависти или горя. Я не могу жить в тени трагедии, случившейся десять лет назад. Ты и я… — Она оглядела невзрачный двор фермы. — Ты, я и Сара…

И Сара? Она примет Сару? Рафф знал, что примет. Ведь это была Эбби, которая никогда не переставала любить Сару, несмотря ни на что, Эбби с таким большим сердцем, что…

Что могла проигнорировать ненависть своих родителей?

И могла сойтись с «плохим мальчиком Финном»?

А затем мысли его прервались. К дому подъезжал еще один автомобиль, очень быстро. Видимо, по какой-то срочной надобности. Эбби и Рафф, замолчав, ждали.

Это был серебристый «порше».

Филип.

За последние десять лет Эбби никогда не видела Филипа злым. Она видела его раздраженным, раздосадованным, высокомерным. Она чувствовала, что за этим скрывается злость, но никогда не видела ее.

А теперь увидела. Его машина с визгом затормозила на гравии, и куры, сновавшие по двору, мгновенно разлетелись в разные стороны. Клеппи спрятался у нее в ногах.

Филип не заметил ни кур, ни Клеппи. Он вышел из машины, с силой захлопнув дверцу, и уставился на Эбби так, будто она была вражеским шпионом.

Рафф мгновенно оказался рядом с ней. Взял ее за руку. И прижал к себе.

Ей надо отодвинуться от него. Ведь это только усугубляло ситуацию. Она пошевелилась, но Рафф не отпустил ее. Вместе этого еще крепче прижал к себе. Язык его жестов был совершенно ясен: «Это моя женщина, Декстер. И я не дам ее в обиду».

— Ах вот как… — прорычал Филип. — Потаскуха!

— Непозволительно называть так леди, — сказал Рафф, незаметно выдвигаясь вперед. — Может быть, сначала примешь холодный душ и приедешь сюда, когда охладишься?

— Ты сорвала это дело! — с гневом воскликнул Филип, проигнорировав Раффа. — Банковские счета… Ты неожиданно ушла, вместе с тобой исчез мой портфель, а потом оказалось, что у Финна и прокурора имеются новые неоспоримые доказательства. Ты отдала их Финну.

— Бакстер — отвратительный слизняк, — сказала Эбби. — Я не знала, что в твоем портфеле имеется что-то, что могло бы доказать его вину, но раз это там было, мы не должны были защищать его.

— Именно это мы и делали! Разве ты не знаешь, какие деньги он платит адвокатам?

— Мы могли бы без них обойтись.

— Ты могла бы. — Филип готов был взорваться от ярости, и Эбби знала почему. У нее хватило смелости встать между ним и его деньгами. Нарушить его тщательно спланированную жизнь. — А что ты скажешь насчет этого? — Он вытащил из верхнего кармана бриллиантовое кольцо и взмахнул рукой в воздухе, будто бросая его ей, но пальцы не разжал. — Разве ты не знаешь, сколько оно стоит? Разве ты не знаешь, сколько я сделал для тебя? Я пожертвовал для тебя всем! — взвыл он. — Всем! Разве ты не знаешь, сколько денег я заработал бы, если бы остался в Сиднее, а не приехал в этот захолустный Бэнкси-Бей? Но я здесь, торчу в этом яхт-клубе, вижу одни и те же лица каждый день и даже кошу газон у твоих родителей.

— Я никогда не могла понять, зачем ты это делаешь, — прошептала она, но Филип ее не слушал.

— Я делал для тебя все, а ты променяла меня… И на кого? — Голос его был полон изумления. Он уставился на Раффа, будто тот был каким-то отребьем. — На этого Финна.

— Это хороший Финн, — мягко сказала она, и Рафф, усмехнувшись, теснее прижал ее к себе.

Филип заметил это.

— Ты оставила меня ради этого…

— Ради Раффа, — сказала она, твердо взглянув на Филипа. — Прости, Филип, но я не та, за которую ты меня принимал. Я старалась, действительно старалась быть такой, какой меня хотели видеть все, но я совсем другой человек. Я — Эбби, и я люблю яркую одежду, я люблю поспать в выходные, я ненавижу деловые ужины в ресторанах, и я не хочу провести всю свою жизнь в судебных палатах. Я люблю собак и…

— Собак! — взревел Филип.

Храбрый Клеппи выбрался из-под ног Эбби и нюхал теперь ботинки Филипа. Тот взглянул на него с ненавистью.

— Ах вот в чем дело! Собак!