Люблю - Ирина Нельсон

Да, конечно, она росла с мамой, и именно мама вырастила её прекрасной, умной и талантливой девочкой, соединившей в себе все лучшие качества и от матери, и от отца. И сейчас в Алине очень органично сочетаются и трезвая оценка всей той жизненной ситуации, и её способность оставаться искренней в своих проявлениях любви и уважении ко мне и папе.

У Алины с Антоном прекрасные и теплые отношения, как у родных брата и сестры, и я всегда радуюсь нашим встречам с ними и что мы очень дружны и искренне любим друг друга.

Антошка повзрослел быстро. А в детстве он порой напоминал мне не ребеночка, а мудрого старичка. У него не было никаких нюнь и сюси-пусь. Никаких «мама хочууу» и прочих детскостей. Любимой его игрушкой была огромная географическая карта, по которой он мог лазать часами, разложив её по полу в квартире. А особой его любовью, конечно, с рождения была музыка. Я помню, как четырехлетним, слушая на пластинке какую-то симфонию, он вдруг неожиданно произнес: «Мам! Послушай, какая красивая партия контрабаса в этой симфонии Брукнера…»

Не ожидала. А потом ничего. Привыкла к его взрослости. Вообще удивлять он меня не переставал и не перестает в ходе всей нашей жизни. Еще будучи школьником, подбрасывал нам сильные не по годам идеи, прямо взрослые. Или мог неожиданно подойти ко мне и сказать: «Мама! Мне не нравится этот человек!» И всегда оказывался прав. Но мы его частенько не слушали. Мы же взрослые. Мы самые умные.

Любимой книгой Антона в возрасте 9 лет был сложнейший учебник гармонии, который я с огромным трудом грызла во время учебы в музыкальном училище. Он, перечитав его взахлеб несколько раз, помнил фактически наизусть и, с легкостью разбираясь в тонкостях гармонии, изобрел свою науку, назвав её «математическая гармония». В то время он тайком от меня копил деньги для того, чтобы купить себе партитуры первого фортепианного концерта Рахманинова. А не дождавшись момента накопления, он просто подобрал его на слух. Я не понимаю, как это вообще было возможно. Ведь занимался он музыкой сам. Я ему почти не помогала в этом. Он все любил делать именно сам. Его взаимоотношения с любыми музыкальными инструментами вообще для меня за гранью понимания. Что бы это ни было: флейта, гитара или ударные, да что угодно – он возьмет в руки, покрутит несколько минут, а через час на этом уже играет! Я до сих пор не понимаю, как он это делает. Сейчас он уже взрослый продюсер и композитор. Мне очень нравится то, что он делает. Это не похоже ни на что. Это пронзительно искренне и невероятно музыкально.

Много лет спустя он со свойственным ему чувством юмора, как, кстати, и у Славы, который без смеха вообще, наверное, не живет, рассказывал нам разные яркие эпизоды своей барабинской саги. Но один из них, наиболее забавный, оставил в нем почему-то глубокий след.

Бывало, что, выходя утром погулять на улицу, частенько он встречал уже с утра соседку тетю Аню, которая с деревенской непосредственностью подходила вплотную к мальчишке и, глядя на него в упор, вопрошала:

– Антошенька! А ты был на ВДНХ-х-ха-а? – выдыхала она на мальчишку.

– Да.

– Хм-м-м… Ну и как оно там?

И вот тут вот необходима исторически-лирическая справка от автора.)))

Надо сказать, что советские люди в то время активно пытались изменить унылую действительность с помощью изготовления подручными способами домашних увеселительных средств изменения сознания. Таких, как всяческие «настоечки и наливочки».

Многие достигали в этом дзена, но в те годы перейти на официальную ниву и стать производителем высококачественного алкоголя не представлялось возможным.

И реализовывать себя местным Менделеевым приходилось именно на соседях. Зачастую (да почти всегда) бесплатно, просто из-за распирающего изнутри русского радушия и знаменитого шариковского «Желаю, чтобы все!» делиться волшебным напитком с близкими тебе по духу людьми.

Отказ от даров пришедшего к тебе соседа считался тяжелым грехом. Смыть его практически не представлялось возможным. В случае отказа от предлагаемой тебе безвозмездной совместной выпивки на тебе ставилось клеймо «х…в интеллигент» или того хуже – «непьющий». Это, конечно же, делалось уже в самых крайних случаях, но, как говаривали местные долгожители, случалось и такое. Так вот в этом случае «непьющий» подвергался игнорированию со стороны всех соседей и был обречен на долгие годы одиночества в собственном огороде, без веселых визитов нежданных гостей и милых просьб одолжить соль или мясорубку.

Но моя мама рассказывала мне, что многие тогда пользовались именно этими пунктами негласного законодательства. Это было тогда примерно так, как сейчас блокируют звонки неприятных или навязчивых знакомых.

Так вот… Антошка говорил нам потом, что он тогда не понимал, почему Анна Ивановна (так её, кажется, звали) каждый раз, когда его видела, задавала ему один и тот же вопрос. Но, видимо, в силу возраста или своих вредных привычек она забывала, бывал ли Антошенька все-таки на ВДНХ? И так как для неё это, видимо, было крайне важно, она снова и снова спрашивала у него это каждый раз, когда встречала его на улице.

Сейчас я с теплотой вспоминаю о том, что, несмотря на эти провинциальные приколы и нюансы, была в то время у людей одна замечательная черта. Которая сейчас отсутствует у людей, и я очень скучаю без неё в Москве. Соседи в гости друг к другу ходили очень часто. Это сейчас мы не знаем, кто и где живет даже в одном подъезде, а тогда было нормально прийти к соседке через улицу в соседний дом в гости даже без предупреждения и построения каких-либо планов.

– Тук-тук-тук! Дын-дын-дын… Рая! А вы дома?

И ждали вы или нет, а надо открыть дверь и уделить незваному гостю время, даже если вы не рассчитывали на этот визит.

А уменьшительно-ласкательное – Антошенька – тогда настолько запало сыну в память, что он и по сей день именно так себя величает, обращаясь от своего лица к вам в своих соцсетях и «Инстаграме».

И даже при первом знакомстве, представляясь, Антон протянет вам руку и скажет: «Антошенька»!))) Именно чувство юмора помогло ему уберечь себя в те годы от подростковых протестов и депрессий, да и после, когда он уже жил с нами в столице, он всегда на все смотрел и смотрит именно с юмором и оптимизмом.

В общем, внешне у нас было все ок, да… Мы ведь просто были искренни. Мы делали то, что нам нравилось. То, что мы любили. И не держались за это, как за спасательный круг, а для меня так это вообще было просто некой увлекательной игрой. И в то же время внутри мы чувствовали, что все идет немного не так, как должно. Нас не оставляло ощущение, что завтра все закончится. Что есть только сегодняшний день, а что будет завтра, никто не знает. Да и будет ли оно вообще?