Запретное видео доктора Сеймура - Тим Лотт

Доктор Сеймур не отвечает.

— Вы всегда такой любопытный? Или вам просто скучно? А ведь скука — жуткая вещь.

— Да уж.

— Больше всего бед в мире происходит оттого, что люди не знают, чем себя занять. Хотите сигарету?

— Да. Но нет.

Тут она выдвигает ящик стола, как в первый раз, и вынимает полную пачку красного «Мальборо». У нее тонкие нежные руки. Ее маникюр того же цвета, что и сигаретная пачка.

— Вы уверены, что не хотите?

— Хочу, но курить не стану.

— Как угодно. Хотя иногда мне кажется, что лучше быть самим собой. Боже!

Она хватается за лоб, лицо ее искажается.

— Не знаю, что со мной последнее время.

Доктор Сеймур выглядит озабоченным. Он снова берет флакончик с таблетками и внимательно его рассматривает.

— Это довольно мощное зелье. Вам, наверное, несладко приходится с этими мигренями.

— Я уже в порядке. Это такая эпизодическая мигрень. Вроде как ступор. Пару секунд адская боль, и сразу проходит.

— Вы говорили, что лучше оставаться самим собой.

— Это одна из аксиом моей философии.

— А зачем вы рассказываете мне о своей… философии?

— А почему нет? Боже мой, вы, англичане, такие чопорные. Что толку выстраивать вокруг себя эти стены? Стоило бы немного раскрыться.

— Вы мне эту философию собирались изложить?

— Не совсем.

— Так что же?

— Основная идея в том… ну, мы столько времени следим за собой. Всё боимся сделать что-то не так. И лупим себя невидимой палкой всякий раз, когда переступаем нами же прочерченную линию на песке. Может быть, кому-то лучше делать все, что захочется, вместо того чтобы всю жизнь мучиться от страха и угрызения совести? Но чего же он боится? Пистолета, который сам же держит у виска. А на курке его же палец. И это жизнь? И это ваша жизнь? Что вы делали с камерой, Алекс?

После нескольких секунд молчания он произносит:

— Я смотрел.

Шерри Томас ерзает на стуле. Губы слегка раскрыты. Видно, как она проводит языком по кромке верхних зубов.

— Для того она и нужна. Где вы ее установили?

— В гостиной.

— Никто не заметил?

— Никто ничего не сказал.

— Где вы поставили приемник?

— В своей комнате, на чердаке. Кроме меня, туда никто не заходит.

— Что вы видели?

В голосе доктора Сеймура появляются жалобные нотки, будто такая степень доверительности ему неприятна, но противостоять он не способен.

— Я не понимаю, какое вам до этого дело.

И вот мы видим совершенно внезапную и кардинальную перемену в поведении Шерри Томас. Она выпрямляется, берет ручку и начинает выстукивать ею по столу быстрый ритм. И снова потирает лоб.

— Наверное, вам лучше уйти.

— Но… подождите…

— Я думала, что мы достигли договоренности и определенного понимания. Невозможно вести дела без хотя бы толики доверия. Доверие, Алекс. Я понимаю, что говорить о доверии в бизнесе, основная цель которого — шпионить за людьми, немного странно. Но я также знаю по опыту — а я давно в этой игре, — что люди, которые не доверяют никому, они… просто сходят с ума. Теперь вам нужно решить, кому вы будете доверять. Потому что я могу помочь вам выяснить все, что вам нужно. При условии, что вы хоть сколько-нибудь верите в мою честность.

— Как я могу вам доверять? Я ведь вас даже не знаю.

Она отмахивается от этих слов, как от совершенной нелепицы.

— Вы можете немедленно вернуть мне мое оборудование. Сегодня же. Или можете позволить мне помочь вам. Что вы выберете? Что вы видели?

Доктор Сеймур застыл на мгновение. И сдался. Поджав губы, он слегка кивает головой. И постепенно начинает говорить, сначала тихо, потом со все большим воодушевлением, как будто по ходу повествования события захватывают его все сильнее:

— Записи получились большей частью очень скучные. Ничего особенного не происходит. Позевывание, паузы в разговорах. Жуткие банальности, скука смертная. Никто никого не слушает. Неловкое молчание, суета. Бессмысленные, недослушанные реплики. Это было… ужасно. Смотришь несколько часов подряд и думаешь — это и есть жизнь? Ты смотрел этот фильм? Какие новости с Коронейшн-стрит[6]? Что на ужин? Я вот потерял — не знаешь, где это? А он что сказал? А она что сказала? Нет, конечно, все мы живем, нам ли не знать, каково это? Но смотреть это в записи час за часом — такая тоска. Словно расточаешь жизнь и вдруг понимаешь, что осталось уже совсем чуть-чуть.

— Так и выглядит жизнь. Это сама ее суть.

— Но в итоге я кое-что обнаружил. Несколько… фрагментов.

Он рассказывает ей про сигареты, про обжимания Виктории с Мейси на диване, про двусмысленный разговор своей жены с Марком Пенджелли. Жестикуляция и выражение лица Шерри Томас изменились. Она увлечена, зачарована. Она и доктор Сеймур заговорщически склоняются друг к другу. В какой-то момент их головы разделяет всего несколько сантиметров.

— Неопровержимого, окончательного — ничего, — очень мягко проговорила она, когда он закончил.

— Кроме сигарет.

— Кроме сигарет. Заставить вас бросить, а самой дымить вовсю — это цинично. И лживо.

— Я так не думаю. Сэм не такая, нет. Она просто сглупила.

— Вы, наверное, полагаете, что на все нужно смотреть сквозь розовые очки?

— Ничего плохого в презумпции невиновности я не вижу.

— Разве это тот случай?

— Нельзя видеть в людях только плохое.

— Я профессионал. Я вижу только улики. Мои заключения строятся не на предрассудках или симпатиях с антипатиями. Я просто указываю на тот факт, что она вас обманула. И, как следствие, ее разговор с мистером Пенджелли вызывает больше подозрений, чем вызвал бы, если б этого не было. Вы заметили в ней какие-нибудь изменения за последнее время?

— Она… она стала следить за собой. Впервые со времени рождения ребенка.

— Как именно?

— Постриглась. Стала наряднее одеваться. Время от времени ходит в спортзал.

— Правда? Ну, не станем делать скоропалительных выводов.

— Я не делаю скоропалительных выводов. В отличие от вас.

— Вовсе нет. Меня интересуют исключительно улики. Вот, например, ваша дочь. Я считаю, что в ее случае улики не дают возможности прийти к окончательному заключению. Она ведь хорошая девочка, да?