Прикладная некромантия - Карина Пьянкова

И паранойя теперь. Дивно.

— Могу сказать, что для любого представителя вашего славного факультета это не утро, юноша. Значит, спали вы неспокойно и недолго. Что помешало? — не меняя позы, спросил наставник со странной смесью иронии и тревоги в голосе. — Кошмары, не так ли?

— Да… Но откуда вы… — совершенно растерялся я.

— Юноша, если учесть, сколько вам пришлось пережить вчера, то это предсказуемо, уверяю вас.

Ну да. Я дурак, не видящий очевидного.

— Я думал, что сюда придет тот молодой и довольно самонадеянный целитель. Но пришли вы. Зачем?

— Хочу выяснить правду. О светлых. Они так яростно порицают нашу магию, что интересно узнать об их грехах.

Прямо у моих ног кляксой расползлось пятно солнечного света, пробившегося сквозь мутное, давно не мытое окно.

— И наверняка жаждешь поведать миру об их подлости и лицемерии? — криво ухмыльнулся мэтр Райхэ. — Не надо, Эльдан. Из этого не выйдет ничего хорошего.

— Но…

— Магия — это наука. И, как каждая наука, она развивается от простых форм к более сложным. А самой примитивной формой является магия крови, как это ни печально. Проще всего получить и использовать силу, забрав чужую жизнь. Так что все виды магии, вне зависимости от источника, изначально применяли жестокие ритуалы… — начал рассказывать эльф, как будто мы были в аудитории, а он зачитывал курсу очередную лекцию.

— Но ведь сейчас… — перебил его я. — Они никогда не признают это!

На лице наставника появились жалость и понимание. Но и непреклонность.

— Потому что большинство из них об этом понятия не имеют, — отрезал он. — Знаете, что такое этика?

Я открыл было рот, чтобы выдать зазубренное определение, но меня оборвали:

— Этика, юноша, — это защита разумных рас от самих себя, от собственной жестокости и эгоизма. Убивали столько, что рождаемость не восполняла потерь. Так было у людей. О том, что происходило у тех же эльфов, которые размножаются не с такой скоростью, я и говорить не стану. Вот тогда до магов дошло, что они уничтожают собственные народы… Но не все пожелали отказаться от могущества. И случилась Первая Магическая война.

— Но нам ведь говорили, что это была война между Светом и Тьмой!

Все мое представление о мире медленно, но неумолимо разрушалось, грозясь погрести меня под обломками. Так что, выходит, большая часть того, что я… мы… знали, — это просто сказки, которыми потчевали наивных дураков?!

Я приказал себе дышать спокойно и размеренно, заставляя сердце успокоиться. Мне нельзя сейчас нервничать.

В затхлом воздухе библиотеки с непередаваемой грацией танцевали пылинки, неспешно опускаясь на вытертый ногами сотен студиозусов ковер.

— Если рассматривать Свет исключительно как идеологию милосердия, а Тьму — как принцип разрушения, то именно так и было. Образно говоря, Свет — это те, кто создал нынешнюю магическую этику, которая провозглашает жизнь наивысшей ценностью. Там были и светлые, и темные, и те же некроманты. Тьмой считают тех, кто ставил во главу угла собственную власть. И только так, юноша. И через некоторое время о тех самых ритуалах позабыли. Не сразу, не без вмешательства, но забыли. И пусть знание и дальше останется уделом избранных. Лишь немногие наставники и Карающие продолжают хранить эти тайны, которые почти такие же древние, как сам наш мир.

— Но почему?! — практически взвыл я от обиды и непонимания. — Это же несправедливо! Нас считают чудовищами, в то время как сами…

— Они отказались от магии на крови, Эльдан. Полностью. Они преследуют за ее применение, как никогда не будут преследовать за использование магии смерти. Потому что убийство в понимании светлых — это прихоть, вызванная властолюбием и гордыней, а для некромантов убийство — лишь необходимый инструментарий. То, что они скрывают правду, — это не лицемерие, а мудрость.

— Какая еще мудрость?! — возмутился я.

— Представьте, что произойдет, если маги узнают о магии на крови. Узнают, что, применяя ее, даже самый бездарный и слабый маг может стать не просто могущественным, но великим.

Я не нашелся с ответом и лишь беспомощно открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег. Мэтр говорил правильно, разумно, логично, ему можно было поверить. Но хуже всего то, что я хотел ему верить. Этот наставник никогда прежде не врал нам и относился к каждому студиозусу с вниманием и приязнью.

— Так-то, Эльдан. Правда порой приносит куда больше зла, чем ложь, помните об этом и не делайте глупостей, — сказал напоследок мэтр Райхэ и выскользнул из библиотеки бесшумно, как призрак.

А я остался наедине с собственной беспомощной растерянностью и пониманием, что не смогу ослушаться наставника.

Солнце уже вовсю светило, разбудив даже вечно дремлющего библиотекаря. По такому поводу старичок приготовил себе в клетушке у входа чашку отвратительного черного напитка, который вроде как должен был помочь проснуться окончательно. Наивный. Сколько помню, он постоянно глотал это пойло, но все равно спал едва ли не круглые сутки. Зато я имел возможность покопаться в тайнах мироздания. Я выполню требование наставника не оповещать мир о прискорбных фактах прошлого, но я же не говорил, что сам ничего не стану разузнавать, верно?

Вот только нелегкое это дело — искать то, что все хотели забыть. Отдельные упоминания встречались в древних текстах, которые были написаны устаревшим языком да еще и на незнакомых наречиях. Те крохи сведений, что удалось обнаружить, содержали лишь намеки на занятия тогдашних магов. А мне бы пригодились описания конкретных колдовских техник, чтобы понять, чего добивался убийца Рельки и каких еще фокусов от него можно ожидать. Вот только это знание, естественно, запрятали весьма надежно, не став полагаться на глупость и леность студентов.

Мои попытки заняться самообразованием были прерваны где-то часов в одиннадцать.

— Эльдан! — окликнул меня мелодичный девичий голос от входа.

Я обернулся и увидел давешнюю новенькую из Эстры.

Твою мать… Вот только ее не хватает для полного счастья.

— Что ты тут делаешь? — спросила меня девушка, присаживаясь на стул рядом. Без приглашения с моей стороны, надо сказать.

Значит, максимум купеческая дочка — ни одна благородная не присядет, если ей не предложили это сделать. Или, наоборот, благородная, которая решила полностью игнорировать этикет, находясь на территории Академии. Или… У меня сейчас голова лопнет от этих подозрений!

— К занятиям готовлюсь, — самым бесстыжим образом соврал я.

— Так рано? — вроде бы даже искренне удивилась Кьера. — Все ваши еще спят. И тебя с твоими друзьями вроде бы освободили…

Хотелось вздохнуть тяжело и безнадежно. Когда женщина глупа — это скучно, когда умна — невыносимо. Но когда она еще и притворяется тупой, как пробка, — вообще повеситься хочется. А Кьера явно притворяется, уж слишком она координированная и тренированная для клинической идиотки. Я не обязан говорить ей правду и вообще что-то говорить, ведь, по сути, эта светлая мне никто. Но я растягиваю губы в самой что ни на есть глупой улыбке и вру что-то остроумное и убедительное, даже ввернув фразу о ее прекрасных глазах, хотя в данный момент ее глаза — последнее, что меня волнует. Кьера счастливо щебечет, не забывая время от времени прикасаться к моей руке и наклоняться чуть вперед, демонстрируя вырез на блузе со всем его наполнением. Чар на ней сейчас — как на опытной куртизанке. Если бы не мои подозрения, уже давно бы облапал, а то и чего больше… Что ей от меня нужно, коли применяются такие ухищрения?