Иллюзия безопасности. Пандемия по-американски - Майкл Льюис

Полутора годами ранее Лора побывала в Вашингтоне в гостях у тети. Как-то за ужином она рассказала тетиному гражданскому мужу, врачу-инфекционисту медицинского управления Министерства по делам ветеранов, о своем проекте для школьной научной ярмарки. «Тебе нужно всё это описать и опубликовать», — сказал он с энтузиазмом, добавив, что в жизни не слышал ни о чем подобном. По возвращении домой Лора сообщила о полученном полезном совете отцу. «Я подумал: „Боже ж ты мой! Работы-то сколько…“», — рассказывал он, но дал согласие переделать научно-ярмарочный проект в серьезную академическую статью по контролю заболеваний на правах соавтора. Теперь, вспомнив, как тот парень из ветеранского ведомства однажды уже поспособствовал продвижению их работы, Боб Гласс подумал: «Может, и еще раз надоумит, что делать?» Ему было крайне неудобно беспокоить бойфренда сестры из-за какого-то научного открытия, но кроме него у них с дочерью никаких выходов на вашингтонское федеральное правительство не было. «В науке так не принято, конечно, — сказал Гласс. — Но тут я сам себе и говорю: я же, собственно, и собираюсь сделать нечто такое, чего в моем возрасте никто не делает. А именно — начать действовать в обход системы. Так что просто беру и пишу ему по электронной почте письмо со статьей во вложении и вопросом: „Вы случайно не знаете там кого-нибудь, кому это может понадобиться?“».

К тому моменту он битых шесть месяцев пытался привлечь к этой статье внимание экспертов по борьбе с заболеваниями. А тут не прошло и шести часов, как ему позвонил Ричард Хэтчет. «Говорит: „Вас из Белого дома беспокоят“, — вспоминал Боб Гласс. — „Не могли бы вы подъехать к нам для важного разговора и желательно поскорее? Когда вас ждать?“».

* * *

Оказалось, что теперь уже бывший бойфренд сестры Боба Гласса из Министерства по делам ветеранов был хорошо знаком по работе с Картером Мехшером и переслал ему письмо и статью Боба. «Поначалу, увидев эту писанину, я отреагировал в том духе, что опять какую-то чертовщину прислали, — сказал Картер. — На кой мне всё это сдалось? Там же по внутренней почте Белого дома в основном приходит чушь несусветная». Мысленно Картер всё еще пребывал под впечатлением от своего проекта в Министерстве по делам ветеранов, который открыл ему глаза на практически полную непригодность официальных каналов для передачи важной информации и, напротив, богатые возможности в этом плане каналов неофициальных. Между тем Ричард как раз таки был с недавних пор буквально одержим идеей использовать математические модели для выработки стратегии борьбы с пандемией, вот Картер, недолго думая, и переслал ему весь этот пакет — сопроводительное электронное письмо человека из Министерства вкупе со всеми приложенными к нему материалами Боба Гласса.

В своем интересе к моделям Ричард Хэтчет был практически одинок. Национальные институты здравоохранения вроде бы выделили трем именитым ученым гранты на построение моделей заболеваемости, но было совершенно неясно, когда эти модели доведут до ума и насколько полезными с практической точки зрения они окажутся. К тому же новые модели были крайне громоздкими и переусложненными, вследствие чего работали очень медленно и дорого обходились в плане вычислительных ресурсов, необходимых для их прогона. Ответа даже на простые вопросы — например: «Что будет с распространением такого-то заболевания в случае перевода людей на удаленную работу из дома?» — зачастую нужно было дожидаться по многу дней. Но и после получения результатов никак не развеивалось смутное подозрение, что перед вами данные с выхода некоего «черного ящика», заглянуть в который из-за сложности реализованных в нем моделей попросту невозможно. Ричард пригласил именитых академиков на личную встречу, чтобы прозондировать, что там у них в мозгу на самом деле. Ему эта троица понравилась куда больше, чем Картеру, который счел их слишком претенциозными. После встречи Ричард составил электронную таблицу, где в сотнях столбцов описывались различные параметры и характеристики всех трех моделей. Каждая из них строилась на предположениях о природе новой болезни и о том, как именно эта напасть поражает популяцию: какими путями распространяется, с какой вероятностью передается от инфицированных людей окружающим, каков уровень смертности от этой болезни и т. п. Еще больше гипотетических предположений делалось относительно характеристик подвергшейся напасти популяции — распределения по возрастам, условий жизни, уровня и характера занятости, показателей вакцинации и т. д. Составлять и заполнять таблицу было занятием муторным, но Ричард чувствовал, что эти модели — его единственный шанс отыскать какую-нибудь новую стратегию.

Работа в одиночестве над этой электронной таблицей внезапно вернула его к одному из самых жутких переживаний в его жизни. В раннем детстве с ним произошел несчастный случай, последствия которого так и не изгладились до сих пор. Дело было на летних каникулах. Они с отцом приехали на водопады Бушкилл в Пенсильвании и шли по тропе, вырубленной в почти отвесной скале. Ричард уронил пакетик леденцов «Life Savers»[22], полез за ними под ограждение — и сорвался с двадцатиметрового обрыва в ручей. Когда отец в обход добрался до него, он лежал там ничком, лицом в воду, без дыхания и признаков жизни, истекая кровью из глубокой раны на лбу, с вывихнутой челюстью, не позволявшей открыть ему рот и сделать искусственное дыхание. Его отец, банковский служащий без медицинской подготовки, лишь по счастливой случайности перед самым отъездом почерпнул кое-что об оказании экстренной педиатрической помощи от друга, который учился на курсах подготовки спасателей. Он понял, что разжать сыну челюсти не удастся, но знал, что нужно делать искусственное дыхание через ноздри. И вдувал ему в легкие воздух через нос, пока к Ричарду наконец не вернулась способность дышать самостоятельно.

Всё детство у себя в Алабаме Ричард только и выслушивал эту историю от родителей. «Они мне ее без конца пересказывали и всякий раз подчеркивали, что спасение мое неслучайно и в нем есть некий высший смысл, — рассказывал он. — И, мне кажется, отец, да и мать, видимо, тоже сами себя по-настоящему убедили в этом. И вот с таким тяжелым грузом мне и приходилось расти». Он и вправду достиг в жизни достаточно многого для того, чтобы можно было почувствовать себя отчасти избранником судьбы, призванным к каким-то особым свершениям, но ни задумываться, ни распространяться на эту тему ему реально не хотелось. Выспренность действовала на него угнетающе; а в действительности он был тем, кем являлся по самой своей глубинной сущности, — южанином, джентльменом, поэтом. И тем страннее было видеть, как он, засев на задах Белого дома за составление наискучнейших электронных таблиц, вдруг расчувствовался сверх всякой меры. «Меня будто молнией поразило, — сказал он. — Вот же оно! Я послан сюда для того, чтобы решить эту задачу. Я — единственный человек в Белом доме, которому всё это небезразлично, и если я не доберусь до разгадки, то этого уже никто и никогда не сделает. То есть меня действительно будто молнией поразило. Впервые и единственный раз в жизни со мною случилось нечто подобное».

Позже ему удалось рационально осмыслить это чувство. Но в тот момент он главным образом сознавал лишь одно: свое, по сути, полное одиночество перед лицом озарения, что наверняка имеются действенные пути, способные пресечь распространение новой болезни; главное — остановить ее в самом начале, не дать разгуляться и унести жизни людей. Сила инерции мышления — та самая «расхожая мудрость» — априори принимала за данность существование единственной действенной стратегии: изолировать больных, ввести карантин и поспешить с разработкой и распространением вакцин и антивирусных препаратов; выдвигались некогда и другие идеи, включая социальные вмешательства и физическое разобщение людей, но все они были отметены как не работающие после безуспешного апробирования в далеком 1918 году. И ведущие американские эксперты по вопросам заболеваемости, собранные в CDC и других структурах Министерства здравоохранения и социальных служб США, с этим безоговорочно соглашались. Ричард к тому времени успел подружиться с самым, пожалуй, знаменитым из всей этой когорты эпидемиологов — Дональдом Айнсли («Д. А.») Хендерсоном. Хотя Д. А. Хендерсон и впрямь был человеком видным — ростом под метр девяносто, — Ричарду он представлялся чуть ли не четырехметровым гигантом, а на ниве эпидемиологии его могучая фигура и вовсе застила собою всё, вырастая до небес. Среди множества достижений Д. А. особо выделялась слава победителя черной оспы во главе проекта ВОЗ по искоренению этой болезни.[23] Успел он поработать и деканом Школы общественного здравоохранения Университета Джонса Хопкинса, и на других высоких постах, но здесь важно, что в ту пору Д. А. получил назначение в Министерство здравоохранения и социальных служб.