Магнетизерка - Леонид Девятых

— Анна Александровна Турчанинова, — представилась она, без приглашения садясь на стул возле стола под зеленым сукном.

— Очень приятно, — подался вперед плотный господин, изобразив на лице несказанное удовольствие. — Ординатор Желтого дома… простите, психиатрической клиники статский советник профессор Осташков Михаил Семенович. Я, кажется, немного слышал о вас. — Турчанинова заметила насмешливость в его глазах, с коей медики, знающие о ее пристрастии к магнетическим практикам, обычно смотрели на нее. — Вы ведь, насколько мне известно, пытаетесь лечить больных животным магнетизмом?

— Я владею некоторыми техниками излечения больных с помощью магнетических практик, однако, поскольку не имею медицинского образования, не считаю себя вправе вести регулярную врачебную практику. Так, иногда помогаю знакомым, когда они о том меня слишком настойчиво просят.

— Вот это похвально, — потеплел взглядом Осташков. — А то, знаете ли, в последнее время развелось столько шарлатанов, совершенно далеких от врачебной науки, однако утверждающих, в силу «несомненной своей исключительности и выдающихся способностей», что они могут излечить любого от любой болезни. Таковыми сейчас хоть пруд пруди.

— Совершенно с вами согласна, — произнесла Анна Александровна крайне серьезно. — Поверьте, я в число таковых входить совершенно не намерена.

— Ну, вот и хорошо, — окончательно успокоился Осташков. — Чем могу служить?

— У вас находится некая крестьянская дочь Жучкина. Мне кажется, я ее знаю, — соврала Анна.

— Знаете? — искренне удивился статский советник и слегка покраснел. — Но ведь она… как бы это мягче выразиться? Из тех девиц, что предоставляют плотские утехи мужчинам за деньги. Девица весьма легкого поведения.

— Знаю, — опять соврала Анна и твердо добавила: — К этому ее могли принудить несчастливо сложившиеся обстоятельства.

— Обстоятельства? Какие такие «обстоятельства» могут принудить девицу продавать свое тело, ежели, конечно, она девица порядочная и честная? Таких обстоятельств, сударыня, не существует в природе!

— Она голодала, — быстро произнесла Турчанинова первое, что пришло ей в голову.

— Ну и что! Ежели у нас все, которые недоедают, начнут заниматься развратом, чтобы быть сытыми, то Россия превратится в сплошной, простите меня, бордель!

— Вы преувеличиваете, господин статский советник.

— Возможно. Однако можно устроиться поденщицей в дома, мыть полы, посуду, стать прачкой, солдатской портомоей, наконец. Нет, эти девицы просто не хотят честно работать. — От возмущения доктор даже вышел из-за стола и стал расхаживать по ординаторской. — Никакие обстоятельства не могут принудить нормальную девицу заниматься продажной любовью, кроме распущенности и врожденной порочности. И многие научные труды, появившиеся в последнее время, прямо на то и указуют…

— Вы, возможно, правы. А кто сказал вам… о роде ее занятий?

— Ее товарки. Они обратились в полицейскую часть по поводу ее исчезновения. Там у них взяли описание примет и нашли ее уже здесь, в Желтом доме. Они опознали ее, а вот она…

— Их не узнала, — закончила Анна.

— Верно, — сказал доктор. — А откуда вы знаете?

— Я могу ее видеть? — Турчанинова вовсе не хотела рассказывать доктору о своих способностях. Помимо прочего, этим можно было испортить его впечатление о ней.

— Посещения больных у нас не запрещены, — не очень уверенно произнес Михаил Семенович. — Только хочу вас предупредить, что она совершенно не в себе. Она не помнит, как ее зовут, и вряд ли узнает вас.

— Узнает, — заявила доктору Анна Александровна весьма твердо. — Меня она узнает.

* * *

— Крайне странный случай, — сказал доктор Иван Карлович Штраубе Анне Александровне, когда профессор Осташков провел неожиданную посетительницу в его кабинет. — Мне еще никогда не приходилось сталкиваться с подобными симптомами умопомешательства. Эта блудница, как ни странно, более похожа на блаженную, нежели на обычную душевнобольную.

— А вы не можете мне сказать, в чем это выражается?

— Она каким-то образом угадывает, что было, что и с кем происходит в данный момент и даже что произойдет в будущем. Причем некоторые ее предсказания сбываются точно и в срок, — с нескрываемым удивлением ответил Иван Карлович.

— Например?

— Неловко признаться, однако что было, то было, да и сам факт этого ее угадывания крайне любопытен, — начал Штраубе. — Видите ли, при составлении моего формулярного списка по приезде сюда, в Россию, канцелярист сделал одну оплошность. Я родился в городе Герборне княжества Нассаусского. А канцелярист записал «Носсаусского». Заметил я это не сразу, а когда заметил, то жил уже не в Москве, а в Петербурге и собирался поступать сюда, в эту клинику, на службу. И я — каюсь — самостоятельно исправил в слове «Носсаусского» первое «о» на «а». При первом же осмотре больная, погрозив мне пальчиком, сказала, что исправлять официальные документы есть совершеннейший подлог и подсудное дело.

«О чем вы?» — спросил я, сделав вид, что не понимаю ее.

«О вашем формулярном списке, — ответила она, улыбаясь, — в нем вы в названии княжества, в коем родились, исправили „о“ на „а“. Нехорошо, право».

«Глупости вы какие-то говорите», — ответил ей я, хотя прекрасно понимал, что она права. Но как она могла это узнать, если кроме меня об этом не знал никто?

Турчанинова едва улыбнулась и спросила:

— Были еще какие-нибудь странности?

— Вчера, когда я производил вторичный осмотр больной, она сказала, что младший брат моей супруги Фридрих Эммануил три недели назад умер, подавившись вишневой косточкой. Она так и сказала: мол, Фридрих Эммануил скончался двадцать третьего апреля в три часа пополудни, подавившись вишневой косточкой за обедом. Я, хотя она и назвала брата жены по имени, конечно, не поверил, посчитав сие за бред умалишенной, однако сегодня утром получил я с оказией письмо от родных, в котором сообщалось: «Двадцать третьего апреля в три часа пополудни брат вашей жены скоропостижно скончался, подавившись за обедом вишневой косточкой». Представляете, — Штраубе как-то беспомощно взглянул на Анну Александровну, — она не только угадала, как зовут брата моей жены, но также верно назвала причину его смерти, ее точный день и час. Вчера же она сообщила, что завтра, сегодня то есть, ее придет навестить одна старая дева, которая…

— Старая дева, про которую говорила вчера ваша пациэнтка, это я, — не дала договорить Ивану Карловичу Анна.

— Вы?!

— Я, — повторила, кивнув для убедительности головой, Турчанинова. — Как видите, она не ошиблась и на сей раз.

— Выходит, что так, — раздумчиво произнес Штраубе.

— А вы что думаете об этом? — спросила Анна Александровна, пытливо посмотрев на доктора.

— Да уж не знаю, что и думать, — растерянно признался Иван Карлович. — Уверен я только в одном: эта Жучкина перенесла какое-то тяжелое для ее организма потрясение, что вызвало функциональные сдвиги в сознании, обострив ее память и фантазию.