Оставь для меня последний танец - Мэри Хиггинс Кларк

Она привела меня на небольшую закрытую солнечную террасу, в которой пока все оставалось по-прежнему — на столах стояли лампы, а на дощатом полу лежал коврик. Там была плетеная мебель с раскиданными на ней подушками из разноцветного вощеного ситца. Вивьен сидела на двухместном диванчике, а меня пригласила сесть в кресло с такой же обивкой. Я была рада, что проявила твердость, приехала сюда и пробралась в этот дом. Один из секретов продажи недвижимости состоит в том, что дом производит гораздо лучшее впечатление, когда в нем живут люди. Это заставило меня спросить Вивьен, почему она так поспешно выезжает из дома. Я намеревалась выяснить, как давно этот дом выставлен на продажу, и готова была побиться об заклад, что это произошло не раньше аварии самолета.

— Когда упаковщики начали работать в доме, это место стало моим убежищем.

— Когда выезжаете? — спросила я.

— В пятницу.

— Остаетесь в этом округе? — спросила я как можно более небрежно.

— Нет. Мои родители живут в Бостоне. Поживу у них, потом найду себе новую квартиру. А пока сдам мебель на хранение.

Я начинала понимать, что Джоэл Пауэрс не входит в планы жены на будущее.

— Разрешите задать вам несколько вопросов?

— Если бы не захотела разрешить вам задавать вопросы, то просто не пустила бы на порог, — заметила она. — Но сначала я задам свой.

— Отвечу, если смогу.

— Что заставило вас поехать с визитом к доктору Бродрику?

— Я поехала для того, чтобы узнать историю дома, где вырос Николас Спенсер. Кроме того, доктор Бродрик мог знать о лаборатории доктора Спенсера, бывшей когда-то в этом доме.

— Вы были в курсе, что у Бродрика хранились ранние записи доктора Спенсера?

— Нет. Доктор Бродрик сам рассказал мне об этом. Он явно встревожился, когда понял, что Николас Спенсер не посылал за записями. Спенсер говорил вам об их пропаже?

— Да… — Она замялась. — На том обеде в феврале, когда Нику вручали награду, произошло нечто, имеющее отношение к письму, которое он получил незадолго до Дня благодарения. Писавшая ему женщина признавалась, что хочет рассказать о секрете, известном только ей и его отцу. Она утверждала, что отец Ника вылечил ее дочь от рассеянного склероза. Она даже оставила номер своего телефона. Тогда Ник передал мне это письмо, чтобы я ответила на него обычным порядком. Он сказал: «Идиотское письмо. Это совершенно исключено».

— Но вы ответили на письмо?

— Мы отвечали на всю почту. Все время приходили письма от людей, которые умоляли включить их в эксперименты, были готовы что угодно подписать, лишь бы иметь возможность получить противораковую вакцину, над которой он работал. Иногда люди писали, что вылечились благодаря питанию, и просили Ника испытать их домашние средства и даже начать их продавать. У нас было две-три формы ответных писем.

— Вы сохраняли копии писем?

— Нет, только перечень фамилий адресатов. Ни один из нас не помнит имени этой женщины. У нас есть двое служащих, которые занимаются подобной корреспонденцией. И вот на том обеде что-то произошло. На следующее утро Ник был очень взволнован и сказал, что должен немедленно вернуться в Каспиен. Сказал, что узнал нечто страшно важное. И добавил, что чутье подсказывает ему всерьез принять то письмо от женщины, писавшей, что отец Ника вылечил ее дочь.

— Тогда он снова помчался в Каспиен, чтобы забрать ранние записи отца, и обнаружил, что они пропали. Это произошло незадолго до Дня благодарения, примерно в то время, как письмо пришло в офис, — сказала я.

— Верно.

— Позвольте спросить без обиняков, Вивьен. Вы полагаете, между этим письмом и последующей пропажей ранних записей отца Ника из дома доктора Бродрика существует связь?

— Думаю, да. И с того дня Ник изменился.

— Он когда-нибудь говорил, кого навещал после доктора Бродрика?

— Нет, не говорил.

— Не могли бы вы посмотреть его календарь за этот день? Торжественный обед состоялся пятнадцатого февраля, так что меня интересует шестнадцатое февраля. Может быть, он черкнул фамилию или номер?

Она покачала головой.

— В то утро он ничего не записал и с того дня ничего не отмечал на календаре относительно встреч за пределами офиса.

— Когда вам надо было связаться с ним, как вы это делали?

— Звонила ему на сотовый. Но это было не всегда. Существовали еще и запланированные мероприятия, например медицинские семинары, обеды, заседания правления. Однако за последние четыре или пять недель Ник часто отлучался из офиса. Когда в офис пришли люди из окружной прокуратуры, они сообщили, что, по их сведениям, он дважды был в Европе. Корпоративным самолетом не пользовался, и ни один человек из администрации не знал о его планах, даже я.

— Власти, похоже, считали, что он либо готовится к пластической операции по изменению внешности, либо подготавливает будущее жилье. А что вы думаете, Вивьен?

— Думаю, что-то шло совсем не так, и он это понимал. Похоже, боялся, что прослушивают его телефон. Я была в кабинете, когда он звонил Бродрику, и теперь вот думаю: почему он просто не сказал, что ему нужны записи отца, а только спросил, нельзя ли ему заглянуть к доктору?

Для меня было очевидно, что Вивьен Пауэрс отчаянно стремится поверить в то, что Ник Спенсер стал жертвой тайного сговора.

— Вивьен, — спросила я, — вы думаете, он всерьез ожидал успеха с вакциной или же всегда знал, что затея провалится?

— Нет. Им двигало желание найти лекарство от рака. Эта страшная болезнь отняла у него мать и первую жену. Я познакомилась с ним дна года назад в хосписе, где мой муж был пациентом. Ник работал там как волонтер.

— Вы познакомились с Ником Спенсером в хосписе?

— Да. При больнице Святой Анны. Это было за несколько дней до смерти Джоэла. Тогда я ушла с первой работы, чтобы за ним ухаживать, и была референтом директора брокерской фирмы. Ник зашел в палату Джоэла и разговаривал с нами. Через несколько недель после смерти Джоэла Ник позвонил мне. Сказал, что если захочу работать в «Джен-стоун», то могу прийти в компанию. Обещал найти место. Полгода спустя я приняла его предложение. Никак не ожидала, что буду работать лично с ним, но мне повезло. Его секретарша была беременна и собиралась пару лет провести дома, поэтому мне досталась эта работа, ставшая для меня божьим даром.

— Как он ладил с другими сотрудниками компании?

Она улыбнулась.

— Прекрасно. Ник очень хорошо относился к Чарльзу Уоллингфорду. Иногда отпускал на его счет разные шуточки. Говорил, что, если еще раз услышит о его генеалогическом древе, то прикажет его срубить. Не думаю, что Ник очень любил Адриана Гарнера. Считал его властолюбивым, но мирился с этим из-за тех денег, что Гарнер мог выложить на стол.

Я вдруг снова различила в ее тоне ту восторженную нотку, которую заметила в субботнем разговоре по телефону.