Самая шикарная свадьба - Анна Богданова

– Что так спину-то дерешь, холуй! – властно кричит ему царица Вера Петровна.

А вокруг, на подхвате – Икки, Анжела и Пулька с полотенцами в руках.

В полдень все члены содружества стояли у подъезда Иннокентия, вскоре около нас притормозила длинная черная машина, из которой вылезли двое огромных, накаченных, бритоголовых парней. Один из них подошел к нам:

– Кто тут Пульхэрия?

– Я! Я! – воскликнула она.

– Мы от Ван Ваныча по просьбе Аркадия Серапионовича.

– Да, да, мы вас ждем.

– В принципе мы знаем, что надо делать. Но вот как насчет мордобоя?

– Нет, не надо! Ни в коем случае не бейте его! – взвизгнула Пулька. – Только скажите, что он разгромил спьяну овощную палатку и пока не заплатит вам тысячу долларов, вы его не отпустите. Потом узнайте адрес его жены и уходите.

– Хозяин – барин, – деловито проговорил он.

– А все-таки по морде бы ему не мешало дать! – довольно громко сказала Анжела. – Он этого заслужил.

– Вы сами решите, что вам нужно! – угрожающе гаркнул бритоголовый, и мы всем кагалом отправились к Иннокентию домой, где все это время без хлеба и воды в заложниках находился Анжелкин муж.

С накаченными бритоголовыми парнями нам помог Аркадий Серапионович. Тогда в кафе, когда я изложила подругам свой план (рассчитанный на то, что Михаил, снова попав в переделку по пьяному делу, наконец одумается и прекратит пить, как в прошлый раз – три года назад), любитель русской словесности внес в план кардинальные изменения. А именно, после того, как Михаил очнется в чужой квартире, «на сцене» появляются два охранника и рассказывают леденящую кровь историю, как он спьяну разгромил овощную палатку, и теперь они будут держать его в заложниках до тех пор, пока Анжелка не возместит нанесенный материальный ущерб.

Аркадий позвонил своему благодарному пациенту – Ван Ванычу – директору охранного агентства, которому год назад вылечил геморрой, и тот незамедлительно предоставил нам своих «орлов».

Охранники вошли в квартиру, мы остались на пороге подслушивать.

Орлы вели себя очень убедительно, однако передавать, в какой форме они настаивали на выплате компенсации за разгромленную овощную палатку, я не буду из этических соображений. Скажу только, что выражались они хоть и грубо, но понятно. Они даже показали чернобровому детине фотографию якобы разрушенной палатки.

– Говори, кто за тебя может заплатить?!

– Отпустите меня, я сам вам деньги отдам! – кричал Михаил.

– Я всегда знала, что у него есть заначка! – прошипела Анжелка.

– Говори! – настаивал один из охранников, и до наших ушей донесся звук тупого удара.

– Оставьте в покое мою жену!

Анжелка зарделась от удовольствия и проговорила:

– Смотрите-ка, не выдает!

– Давай адрес жены, не то мы тебя тут и порешим.

– В асфальт закатаем! – прохрипел второй, после чего Михаил не задумываясь выпалил Анжелкин адрес.

– Сволочь! За тридцать сребреников продал! И как мне после этого жить! – всхлипнула Огурцова.

– Дайте хоть попить! – жалостливо попросил Михаил.

– Не давайте, не давайте ему! – категорично прошептала Анжела.

Охранники из агентства благодарного Ван Ваныча сделали свое дело и уехали. Теперь нужно было дождаться вечера.

Мы снова вернулись к Мисс Бесконечности и до пяти часов только и делали, что развлекали Иннокентия, чтобы он не сорвался и не отправился домой.

В пять Огурцова занервничала и сказала, что пора идти вызволять мужа.

– Подождем еще часок, – настаивала Пулька.

– Нет, я иду, – Анжелку, видимо, совесть заела, что она не дала охранникам напоить мужа водой, и все это время она сидела как на иголках.

Ничего не оставалось, как последовать за ней.

Мы снова очутились в скромной квартире Иннокентия, я открыла дверь, и Огурцова ворвалась в комнату.

– Жив! – театрально воскликнула она. – Девочки, мы успели! Он жив, они с ним ничего не сделали!

– Анжела… Любимая! Как ты тут оказалась?

– Интересно! Ты сам дал этим головорезам мой адрес! Сколько я натерпелась! Они грозились Кузеньку со Степанидой убить, всю нашу семью вырезать, если я за тебя выкуп не заплачу.

– Ты заплатила?

– Нет, ну а как бы я тут оказалась, если б не заплатила?! Девчонки все свои сбережения мне отдали! Наскребли с миру по нитке… – Она поразительно быстро вжилась в роль и даже всхлипнула, но тут же очнулась и закричала: – А ты! Как ты мог! Пьянь подзаборная! Ну что? Получил удовольствие? И дальше пить будешь?

– Нет, Анжелочка! Ни за что! Бог больше не спасет меня! Завтра же пойду к пастору и дам обет. Не умею я пить! Вечно в какие-то истории попадаю!

Мы вошли в комнату, и я увидела завернутого в парашют Михаила – он напомнил мне куколку бабочки.

– Девочки, спасибо вам! Я все до копейки верну!

– Интересно, а как же иначе! Конечно, вернешь! – возмутилась Огурцова – она хотела взять с Михаила деньги и положить их себе на книжку – «на черный день».

Наконец-то наша операция с Михаилом была успешно завершена, все они уехали на Пулькиной машине, а я под предлогом того, что мне не хватило места, улизнула к бабушке.

Мисс Бесконечность сидела на кровати и заклеивала конверт, бывший бабушкин ученик, отвернувшись к стене, старательно выводил каракули на обоях шариковой ручкой.

– Иннокентий, пойдем домой, я тебя провожу.

– Да, надоел ты мне уже! – откровенно воскликнула бабушка. – Машенька, детка, ты тоже уезжаешь? Тогда отправь письмо, пожалуйста.

Я взяла письмо, довела Иннокентия до подъезда, вручила ему ключи и собралась уходить, как он вдруг недоуменно воскликнул:

– Постой! Ты ведь жениться обещала!

– Теперь же тебе Анжела нравится! А я не могу жениться на таком непостоянном и легкомысленном человеке! – крикнула я ему и побрела к метро.

* * *

Весь вечер Влас возмущался по поводу того, что я не явилась ночевать.

– Не дело это! Я не спал, ходил из угла в угол, места себе не мог найти. И зачем ты телефон отключила? Не дело это! – повторял он.

– Ты мне не доверяешь? – спросила я его в лоб и включила мобильник: – Не думаешь ли ты, что я была где-то в другом месте, а не у бабушки?

Он промычал что-то нечленораздельное и замолчал.

– У меня складывается впечатление, что ты меня ревнуешь. Если так, то напрасно – во-первых, не к кому, а во-вторых, это страшное, разрушительное чувство, – выговорила я и, подумав о том, что бы на этот счет сказала Огурцова, зловеще добавила: – Ревность – это смертный грех.