Самая шикарная свадьба - Анна Богданова

– Ведь мы никогда не будем стоять в очереди, чтобы попасть в этот кабинет? – с надеждой спросил Влас.

– Нет, конечно, – уверенно ответила я и чуть было не брякнула: «Нас пропустят без очереди».

* * *

Остаток недели прошел в трудах праведных – днем я творила, и роман мой сдвинулся с мертвой точки, набирая обороты стремительно, приближался к последней трети. Сначала будто кирпичная стена не давала войти в мир моих героев; потом вдруг она дала трещину, разрушилась, и в конце концов я попала внутрь. Там, внутри, я легко манипулировала персонажами – они были у меня как на ладони, или нет, точнее, передо мной словно была шахматная доска и я играла в одиночестве, передвигая фигуры и за себя, и за мнимого соперника, соблюдая правила, которые сама выдумала.

Уйдя с головой в творчество, сидя целыми днями за компьютером, я конечно же не могла не общаться по телефону с подругами. На некоторое время я переступала руины разрушенной кирпичной стены, покидая вымышленный мир для того, чтобы узнать, что происходит в мире настоящем.

А надо сказать, что за несколько дней много чего изменилось.

Во-первых, Михаил дал пастору обет не пить до конца дней своих. Наш план сработал! Не зря мы сутки проторчали в обществе Иннокентия и Мисс Бесконечности. Однако Анжелка заметила, что святой отец смотрел на нее как-то странно, пожалуй, даже подозрительно, вроде бы намекая своим взглядом на то, что ей бы тоже не мешало дать аналогичный обет. Но Огурцова сделала вид, будто ничего не поняла, и, наскоро поблагодарив пастора, подхватила Михаила, и они с невероятной быстротой исчезли из церкви.

– Как бы он Михаилу не рассказал про тот звонок! – беспокоилась она. – И надо же было мне ему в таком состоянии позвонить, да еще и нахамить! Хотя теперь все равно – главное, Михаил больше никогда не будет пить.

В семье Поликуткиных – Огурцовых действительно вроде бы все налаживалось – чернобрового детину быстро и без проблем восстановили на работе как ценного и незаменимого специалиста, и вечером после первого рабочего дня Анжелка стала требовать денег.

– Надо ковать железо, пока горячо. Я ему говорю: «Девочки выручили тебя в трудную минуту, и они не такие богачки, чтобы прощать долги», – объясняла мне Огурцова и в конце концов призналась, что ей удалось уговорить своего благоверного занять тысячу долларов у братьев и сестер во Христе и что она уже успела положить эту сумму за якобы разрушенную Михаилом овощную палатку на книжку, чему была несказанно рада.

Что касается ее матушки – Нины Геннадьевны, то после чудесного исцеления зятя от страшного недуга она совсем помешалась на паломнических поездках, утверждая, что пить он бросил исключительно благодаря ее молитвам и хождениям по святым местам. Она так глубоко поверила в силу собственной молитвы, что взяла отпуск за свой счет и с неукротимым энтузиазмом совершала паломничества по московским церквям. Это было новым серьезным увлечением Нины Геннадьевны после индийского кино, йоги, космической диеты, сыроедения, голодания, уринотерапии, в которое она бросилась, как в омут.

Подошла она к своей новой страсти с чрезвычайной серьезностью – сварганила за ночь из толстого шерстяного материала черный длинный, какой-то непонятный наряд и теперь с раннего утра до глубокой ночи ходила по городу закутанная в несуразную хламиду, подметая асфальт. На голове стала носить черное же тяжелое покрывало, изнемогая от невыносимой жары. Но этого ей показалось мало, и Анжелкина мамаша еще решила носить вериги, дабы усмирить свою плоть. В качестве вериг Нина Геннадьевна использовала цепи, что крепятся к каждой затычке для ванн.

– Она теперь повсюду их крадет! Уже все заметили: где бы она ни побывала, везде исчезают «унитазные» цепи, – жаловалась мне Огурцова и строго-настрого запретила пускать к себе в дом Нину Геннадьевну. – Наверняка и к тебе станет напрашиваться – она уже всех знакомых обчистила.

Теперь Нина Геннадьевна таскалась от одного храма к другому, бряцая «сантехническими» цепями и рискуя заработать себе солнечный удар, но зато совесть ее была спокойна – она приложилась ко всем чудотворным иконам Москвы, успела съездить в Троице-Сергиеву лавру и Оптину пустынь, не считая ее первых поездок в Серпухов и Дивеево. На вопрос Анжелки: «Что ты целыми днями шляешься без дела?» – Нина Геннадьевна плевала ей в лицо, горячо крестилась, приговаривая: «Свят, свят, свят!», потом, как и три года назад, принималась поносить Михаила последними словами, приговаривая, что дочь у нее оказалась вероотступницей и подалась к адвентистам, а зять бросил пить исключительно ее молитвами.

Но несмотря на то что Михаил снова дал обет и в семье Поликуткиных – Огурцовых воцарилось спокойствие, Анжелкина мамаша продолжала совершать хождения по святым местам и всерьез подумывала о поездке в Иерусалим. Из слов Анжелы я поняла, что у Нины Геннадьевны за минувшую неделю появилось много друзей и сподвижников, с которыми ее теперь связывали не просто «православные отношения», а какие-то еще более возвышенные и нереальные – отношения «паломнические». Странно, но в это последнее увлечение Нина Геннадьевна не втянула своего мужа – на сей раз он не был ее соратником, он вместе с Лидией Михайловной помогал Анжелке с детьми.

У меня на этот счет свое мнение – мне кажется, Нина Геннадьевна так увлеклась хождением по святым местам и самобичеванием своего бренного тела «сантехническими» веригами, что теперь ей была абсолютно не важна цель богомолья, а крайне существенен сам процесс.

Что же касается Икки и ее родителей, то там особая история. Но все по порядку!

За поразительно короткий срок Икки (естественно, не без участия Аркадия Серапионовича) умудрилась арендовать помещение, нанять маляров, чтобы, как она говорит, «привести помещение в божеский вид», и найти себе двух помощниц, ради которых в минувший понедельник побывала в фармацевтическом техникуме, где загубила лучшие годы своей жизни.

– Ты представляешь, – взахлеб рассказывала мне она, – там ничего не изменилось. Только, кажется, подвал перекрасили в другой цвет. Все та же пропитанная потом раздевалка, все та же тоталитарная система, так же проверяют при входе чистоту рук и ногтей, свежесть воротничков и манжет белых халатов! Меня вообще не хотели пускать – приняли за учащуюся и, не обнаружив мешка со сменной обувью, подняли такой хай! Я им битых полчаса доказывала, что я заведующая проктологической аптекой «Эбатов и К*», что я работодатель, что мне нужны две толковые девочки, которые сильны в технологии лекарственных форм, особенно в приготовлении свечей.

– Вы что, решили назвать аптеку «Эбатов и компания»? – удивилась я.

– Чем тебе не нравится? Просто и со вкусом! Аркадий Серапионович вообще сначала настаивал на названии «Попкин и К», но в последний момент Пулька уговорила его переменить на «Эбатов и компания». Мы и регистрироваться будем под этим названием! А что, «Лекарь Атлетов» лучше?

– Да нет, – согласилась я, потому что не согласиться было невозможно.

– У нас на сегодняшний день две проблемы, – жаловалась Икки, – на которые Аркадий Серапионович почему-то не желает обращать внимания, считая это мелочью.