В ночь на Хэллоуин - Александр Варго

Снова движение. Только слева, но уже ближе. Никита дернулся и случайно нажал на спуск маркера. Ярко-зеленая клякса расползлась по белой коре березы. Выстрел маркера был единственным звуком в давящей тишине. Никита снова никого не увидел. И имено это так его пугало. Он был уверен, что суть игры как раз в том, чтобы перестрелять противников. Но он не слышал ни звука, будто все сидели тихо в засаде и следили за ним. Они все играли против него. Страшное открытие, но не смертельное. Он не видел ни одного человека из команды «Огонь», он знал о них со слов этих полудурков. Команды, кроме «Айтигров», никакой нет. А этим захотелось просто поохотиться на любовника жены своего босса. Никита не удивится, если увидит сегодня привязанную к дереву жену толстяка. Он снова забыл ее имя. Не то Оля, не то Олеся… Но имя толстяка отпечаталось золотыми буквами в памяти Григорьева. Константин Олегович. Костик Рэмбо.

– Вам меня просто так не взять, суки, – прошептал Никита и перебежал за соседний куст.

Теперь, черт бы их побрал, Григорьев был уверен: это человек. Не птица, не белка, а хренов боец вражеской армии. Кто-то пробежал немного правее от его укрытия. Нет, он не видел две руки и две ноги с головой на плечах, но промелькнуло что-то большее, чем белка. Никита не отводил глаз от дерева, за которым только что скрылся человек. Странно, но никакого движения не повторилось. Противник притаился. Никита решил выманить его из укрытия и хотел уже выстрелить в сторону дерева, за которым прятался оппонент, но вовремя сообразил, что так он откроет себя. Григорьев осмотрелся в поисках чего-нибудь подходящего. Ни камней, ни палок рядом не было. Чуть поодаль Никита увидел, как что-то блеснуло в листве. Он обернулся на укрытие противника, не усмотрев угрозы, сделал шаг вперед и выудил из-под мокрой листвы пивную бутылку. Еще одна странность (если это участок клуба, то какой придурок додумался пить во время боя, пусть и импровизированного), на обдумывание которой он не затратил больше трех секунд. Никита просто кинул бутылку к березе и поднял маркер к груди, готовый выстрелить в любой момент. Бутылка упала с глухим стуком, но выстрела либо какого-нибудь движения не последовало. У Никиты даже руки вспотели. Он поочередно вытер ладони о штаны и снова прицелился. Может, там никого нет? Или, может, боец струхнул? Сидит сейчас, поджав хвост, и наверняка подумывает сдаться в плен. Григорьев видел, как придурки вели себя в начале игры – ни дать ни взять разведывательная группа на привале. Они так серьезно относятся к игре, будто здесь не шариками с краской стреляют, а ядрами из пушек.

Его пронзил страх, когда он услышал что-то сзади. Он резко обернулся, припав на одно колено и взяв на изготовку маркер. Черт! Он себя сейчас чувствовал так, будто его хотят убить. Настроение, передавшееся сумасшедшей командой, ему не нравилось. Да, ему доставало азарта, чтобы не выйти и не сдаться, чтобы закончить игру если не победителем, то хотя бы достойно, прихватив парочку айтигров или огней, но трястись так, будто вокруг тебя боевики с автоматами… Это неправильно. Что-то пошло не так. Кто-то выслеживал его, словно добычу, и это Никите не нравилось больше всего. Пусть даже все это закончится парой клякс на маске или камуфляже, но тем не менее он не был в восторге от происходящего. Уж очень это походило на игру в прятки. Только сейчас почему-то Григорьеву казалось, что эта игра ничего общего с детским развлечением не имеет. Это больше напоминало их недавнее приключение – прятки в темной квартире. Хотя тогда он не осознавал возможной опасности, было жутковато. Вот именно это и роднило два непохожих друг на друга мероприятия.

Снова движение. Настолько близко, что Никите даже показалось, что кто-то его коснулся. Он вскочил на ноги, не слишком обращая внимание на производимый шум, и проследил за беглецом. Теперь он увидел человека. На долю секунды его взор выхватил что-то оранжевое, явно надетое на человека. Доля секунды, и все исчезло. Никита решил покончить с этими прятками раз и навсегда. Он сделал шаг по направлению к дереву, за которым прятался боец. Сзади хрустнула ветка, но он не среагировал на нее. Его интересовал тот, что прятался в трех метрах от него. Он мысленно приготовился к ударам в спину и к восторженным крикам противника, но ничего подобного не произошло.

Никита пожалел трижды, что у него в руках эта безделушка, а не «АК», например. Сзади снова хрустнула ветка, но Григорьев отмахнулся от этого звука, словно от назойливой мухи. Его цель была впереди, за стволом дерева. Никите в глубине души хотелось, чтобы там оказался толстяк Костик. Он бы ему за все ответил. И за напряжение, и за страх, и за…

– Я считаю до пяти, – услышал вдруг Никита.

Детский голос раздался как раз из-за того дерева, к которому подкрадывался Григорьев.

– Не могу до десяти.

Никита опешил. Опустил оружие и в два шага преодолел оставшееся расстояние. Мальчишка, одетый не по сезону, стоял, прислонившись лицом к рукам, сложенным на стволе дерева.

– Раз, два…

– Эй, малыш, здесь неподходящее место для игр.

«А ты здесь, видимо, деловые переговоры ведешь», – укорил он сам себя.

– Это не место для детских игр, – уточнил Никита.

– Три, четыре, пять.

– Эй, парень, я кому говорю? Здесь не место для игр, понимаешь?

Мальчишка затих, но к Григорьеву так и не повернулся.

– Ты что, испугался? Ну, брось…

Никита хотел взять ребенка под локоть и повернуть к себе, когда он вдруг заговорил.

– Я иду искать, кто не спрятался, я не виноват.

Никита резко убрал руку и сделал шаг назад, как будто ребенок пообещал его убить, если он не сделает этого. Странное чувство, что это уже было, но только теперь он был напуган, появилось вдруг, ниоткуда. Черт! Испугаться босоногого мальчишки? Здорово. Это по-мужски. Что ты трясешься? У тебя каждый день по двадцать босых мальчишек в бассейне плавают. Странно, но появись сейчас перед ним двадцать его пловцов, он бы почувствовал себя спокойней. Он действительно испугался этого, одного, отвернувшегося к дереву пацана. Никита попятился, споткнулся, едва не упал, но, сохранив равновесие, снова пошел задом. Он поймал себя на мысли, что для чего-то держит на прицеле маркера мальчишку. Будто бы этот краскопульт мог ему чем-нибудь помочь. Нет, обычного мальчишку можно было спугнуть даже обычным окриком, но того, который стоял сейчас к нему спиной, не напугать даже артиллерией. Почему-то Никите так казалось, и не без оснований. Босиком, в тоненькой футболке и шортах в сыром осеннем лесу – это не просто необычно. Это ненормально. Что ему тут надо? Напугать? Или убить?

Мальчик повернулся. Никита ожидал увидеть изуродованное лицо, но на него смотрел вполне обычный мальчишка. Разве что его улыбка была немного неуместна. Неуместна? Она пугала и раздражала одновременно! Мальчишка был похож на ощерившуюся крысу, не собирающуюся уступать свои позиции без боя. Но Никита не хотел никакого боя, он хотел домой. Григорьев попятился и, оступившись, нажал на спуск. Зеленая клякса расползлась на дереве над левым плечом мальчишки, но он даже не дернулся.