Рубиновое кольцо - Элизабет Лоуэлл

– Только что поступило сообщение от репортера Барри Миллера. Мы в прямом эфире с места убийства в гостинице «Лив оук», одной из самых респектабельных гостиниц Саванны.

Уокер стремительно ринулся к телевизору и приглушил звук. Он не хотел, чтобы Фейт услышала эту новость, но ему нужно было знать, что произошло.

Телевизионная картинка изменилась, исчезло бодрое холеное лицо ведущей. На экране появилось изображение взволнованного репортера. За его спиной было несколько полицейских машин; люди в форме перекрыли улицу. Желтая лента, ограждающая место преступления, была натянута в нескольких направлениях, как и полагается. Барри Миллер держал микрофон и смотрел прямо в камеру.

– Невозможно найти слова, чтобы описать дикость совершенного преступления. Убийца, профессионально владеющий ножом, или убийцы, очевидно, проникли в номер через окно спальни. Они зверски замучили жертву. Погибшая, чье имя пока не называют, получила эту комнату благодаря отмене заказа, который был оформлен на имя другого человека.

Полиция потрясена зверским преступлением. Никто ничего не видел и не слышал. Хотя у жертвы взят бумажник и сейф внизу ограблен, полиция не считает, что именно это являлось поводом для убийства. Сейчас разыскивают бывшего мужа жертвы и бывшего бойфренда для проведения допроса.

Мы будем следить за событиями и информировать вас по мере их развития. Барри Миллер, с места убийства в «Лив оук».

На экране снова появилась студия. Уокер быстро прошелся по разным каналам, но ничего больше не нашел. Он выключил телевизор. Фен умолк через секунду.

– Почему ты выключил телевизор? – спросила Фейт, выходя из ванной. – Я хотела узнать, попала ли выставка в местные новости.

Уокер посмотрел на нее и с трудом выдохнул. Фейт оделась для работы. Высоченные каблуки. Свежая шелковая блузка, которая подходила к ее серебристо-синим глазам. Юбка из шелка-сырца и жакет более темного оттенка синего цвета, гладкие волосы цвета летнего солнца. Она прицепила брошь собственной работы, в которой сочетались опалы и прекрасный черный жемчуг. Чудесный дизайн, в котором не угадывалась ни раковина, ни море, но возникала мысль и о том и о другом.

– Я думал, ты хотела посидеть у реки и спокойно позавтракать, перед тем-как отправиться в толпу народа, – сказал Уокер. – Это по-настоящему здорово.

Она взяла свою сумочку и направилась к двери.

– Чего же ты ждешь?

Гулять вдоль берега, по меркам Сиэтла, сейчас было самый раз, Фейт и Уокер могли увидеть в воздухе свое собственное дыхание. Не слушая ее возражений, он снял куртку и положил ее на скамейку, заявив, что Фейт не может показы вать красивые драгоценности в грязной юбке.

В предощущении суматохи торгового шоу Фейт была благодарна Уокеру за легкие, спокойные, дружеские отношения. Сейчас ей не надо волноваться, о чем-то говорить или развлекать его. Ему хватало собственных мыслей с самого утра. В блаженном настроении она съела все до крошки пончики и выпила кофе с корицей.

Там, где солнечный свет проникал через листья дуба и кружевные изгибы испанского мха, солнце грело достаточно сильно. Уокер не замечал этого. Он думал о телевизионных новостях. От мыслей, которые крутились в голове, ему было не до улыбок, но он держался осторожно, чтобы Фейт ничего не заподозрила.

– Как называлась гостиница, в которой ты собиралась остановиться? – праздным тоном поинтересовался Уокер.

– «Лив оук». У меня была заказана Золотая комната. Считается, что она в точности повторяет спальню южной красавицы 1840-х годов. – Она отпила еще глоток кофе. – А что? Почему ты спрашиваешь?

Зевая, Уокер потянулся и подставил лицо солнцу. Но от этого ему не стало теплее.

– Арчер будет ждать от меня отчет, а я не могу вспомнить название. – Не совсем правда, но и не чистая ложь. Ему скоро предстоит связаться с Арчером, и название гостиницы – «Лив оук» – он непременно произнесет. – Ну как, ты готова идти?

– Еще глоток-другой.

Уокер взял свою бумажную кофейную чашку и салфетки и засунул их в пакет из-под пончиков. Ходить ему сегодня было гораздо легче, чем вчера, – умелые руки Фейт сделали свое дело. Конечно, после массажа ему пришлось промучиться несколько часов, прежде чем он уснул, но он сам в этом виноват, а не она. Она ведь ничего не предлагала ему, кроме лечебного массажа… ничего более чувственного.

Он говорил себе, что так лучше всего. Мозги соглашались, а вот тело – никак.

Фейт допила кофе, облизала губы и вздохнула. В городе, где пьют ледяной чай и кофе из кофеварки, ее спутник нашел-таки место, где варят эспрессо. Сам он пил крепкий южный кофе.

– Готова как никогда, – сказала она, сминая бумажную чашку.

– Не совсем.

– То есть?

Большой палец Уокера легонько коснулся уголка ее рта.

– Крошки.

Сердце Фейт заколотилось. Потом понеслось вскачь. Прикосновение было случайным, ненамеренным, необязательным, вовсе не соблазнительным, но от него голова ее закружилась. Она спрашивала себя: каково это – быть его любовницей? Она задавала себе этот вопрос вчера, когда рассматривала и поглаживала его удивительно мускулистое бедро.

– Гм, благодарю. Как моя помада – держится?

Его темно-синие глаза внимательно, хотя и лениво прошлись по ее накрашенным губам. Фейт показалось, что он снова прикоснулся к ней.

– С такого расстояния – вполне нормально, – сказал он через секунду. – Но тебе лучше убедиться в этом самой. Твои губы яркие сами по себе, и мне трудно определить, где они, а где помада.

Фейт вскочила.

– Люди будут; смотреть на: мои: украшения, а не на меня!

– Женщины – конечно. – Он подхватил свою спортивную куртку, встряхнул ее и надел. – Мужчинам нравится твоя экипировка. Вся такая бледная, шелковистая и притягательная. И эти высокие каблуки… – Он медленно покачал головой. – Сладкая моя, из-за этих туфель у тебя такие ноги… Они просто повергают в грех…

Фейт оглядела себя. Она оделась так, потому что ей, в этом было удобно, а пиджак прихватила на всякий случай. Туфли же остались у нее с того времени, когда она была влюблена в Тони и носила достаточно высокие каблуки, чтобы придать ногам чувственный изгиб.

– Кто бы знал, что эти каблуки делают с моими ногами, – заметила Фейт. – К концу дня я буду просто рыдать.

– Тогда зачем их надевать?

– С такими каблуками у меня ноги не кажутся худыми.

– Худыми? – Уокер чуть не потерял дар речи. – Ты давно проверяла зрение?

– Нет.

– Попробуй сходить к другому окулисту. Твои ноги… – Уокер запнулся, а про себя подумал: «Вполне хороши, чтобы заставить вспотеть ладони любого мужчины». – Ноги как ноги, – продолжал он. ѕ Обе достают до земли?

– В общем-то да.

– Ну и хорошо. В чем же дело? Какие могут быть вопросы?