Два сталкера. Черный судья - Андрей Левицкий

Кай кивнул.

Замычал Лысый, задергался, Пчелка метнулась к нему, пнула его в бок:

– Вот тебе, сволочь! Н-на! И еще! – она обернулась. – Давай его здесь бросим, пусть шакалы съедят?

– Нет, бросим его в землянку, и достаточно.

Пчелка быстро остыла, кивнула, напоследок еще раз пнула лысого.

– Хорошо. Все равно вам всем конец, понял? И Освенциму вашему подземному тоже хана! Потащили его, что ли?

Лысый благоразумно молчал, только поглядывал исподлобья и сопел. Пчелка ухватила его за куртку, Кай – за ноги. Вдвоем сбросили его в землянку, Кай захлопнул крышку, Пчелка еще раз пожала его руку.

– Если понадоблюсь, меня зовут София Резниченко, вот мой телефон, – она продиктовала одиннадцать цифр, Кай огрызком карандаша написал его с обратной стороны бумажной карты – у каждого должен быть знакомый полицейский, доктор и адвокат, подумал немного и добавил: «София Резниченко».

– Выживу – наберу. Помимо всего прочего я наломал дров и в Зоне, и в цивиле, меня приговорил Черный Судья, так что моя просьба одна: Вероника.

Пчелка слушала внимательно, заглядывая в глаза.

– Литвинова, память у меня хорошая… – она взяла паузу будто бы о чем-то задумалась, спохватилась и спросила: – Ты к Сердцу какой дорогой пойдешь?

– Через Дачи.

Пчелка воровато огляделась, махнула рукой:

– Ладно. Давай ПДА, мне слили относительно безопасный маршрут, но что тебя ждет в Танцующем лесу, я не знаю.

Лгать девушке было незачем – Кай принял от нее текстовый файл с картой, поблагодарил.

– Пообещай выжить и позвонить, – твердо сказала Пчелка. – Мне про Черного Судью интересно, а времени на расспросы нет. Могла бы с тобой пойти, но сам понимаешь, я должна быть в другом месте.

От упоминания Судьи глаза ее заблестели, как у алкоголика при виде бутылки. Похоже, что она адреналинщица и искательница приключений.

– Очень постараюсь, – Кай криво улыбнулся. – Беги, давай, мне тоже пора – вдруг к лысому на подмогу кто-то заявится?

На прощание Кай обнял Пчелку как старую знакомую, разжал объятия и, не дожидаясь пока ее силуэт затеряется между сосновых стволов, направился к хижине и дальше в лес. Мысленно он поставил себе первую галочку напротив графы «спасенные души». Происходящее зажгло огонек надежды, что его поход завершится благополучно.

Очнулся Лексус на улице. Он лежал на спине, а вверху текли темно-серые облака, закручивались протуберанцами, меняли очертания.

Что случилось? Последнее, что он помнил – его душил Тайсон, потом – чернота. Он прислушался к ощущениям и не заметил ничего странного. Холодно, сыро, злоба разбирает – какое они имели право? Он что, мальчик для битья?

Лексус поднялся на локтях, осмотрелся. Вот бар-бункер… и никого. Веселая троица, очевидно, в спальне, вытаскивают вещи на улицу. Осталось понять, зачем его душили, вряд ли Тайсон мстил за вечерние посиделки. Пока Лексус был в отключке, что-то произошло…

Почему его оставили без присмотра? Лексус поднялся, потер ноющую шею и тихо выругался. Поглядел на распахнутую дверь в бар. Долго ждать не пришлось: оттуда вышел квадратный Кагор с зеленым с перепоя лицом и синяком под глазом – видимо, Мулат провел воспитательную беседу.

Следом в проходе появился рюкзак, словно кто-то двигался спиной вперед, но вскоре Лексус сообразил, что это Тайсон помимо того, что надел свой рюкзак, тащит еще один. Последним вышел Мулат. Лексус понимал, что Тайсон – просто исполнитель, если и нужно кого-то ставить на место, так это Мулата, но как к нему подступиться, он не знал – чувствовал опасность, исходящую от крупного хищника. Кагор и Тайсон были для него как открытая книга, Мулат – омут, где водятся не только черти, но и что-то покрупнее. Лексус был уверен, что предводитель группировки не моргнув глазом перережет горло собственной матери, выпотрошит ребенка, мелко нашинкует филе своего врага, пожарит и съест. Но утереться после случившегося – прилюдно признать себя жертвой.

Лексус сжал кулак и шагнул к Мулату. Тот поставил рюкзак, достал из кармана пачку сигарет, сунул одну в зубы, собрался чиркнуть спичкой.

– Ты не хочешь объясниться? – спросил Лексус, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки, он был не силен в рукопашном бою, давно не тренировался, но главное сейчас – не победа, главное – закрепить за собой место в образующейся социальной иерархии.

Мулат изогнул смоляную бровь, закурил, опустил спички и сказал, не вынимая сигарету изо рта:

– Извини, но так было нужно, – он развел руками. – Ничего личного.

Его надменное спокойствие взбесило Лексуса, теперь ему было плевать на бездну в глазах Мулата, на живущих там чертей, он коротко замахнулся, метя в висок, чтоб наверняка, качнулся вперед всем корпусом и… окаменел. Мулат уставился на него, выпустил дым из ноздрей и покачал головой:

– Понимаю, зла не таю, но у тебя не получится причинить кому-то из нас вред. Уйти тоже не получится. Смирись.

Лексус отступил на шаг, прошипел:

– Будь ты проклят!

Ярость превратила его кровь в огонь, краски стали ярче, очертания предметов – четче. Он решил перестрелять всех к чертям собачьим и будь что будет.

– Где мой рюкзак? – спросил он по возможности спокойно.

– У Тайсона. Тайсон?

Бывший боксер похлопал рюкзак поменьше, протянул «Грозу». Лексус еще не верил, что не сможет поквитаться с Мулатом. Высыпал содержимое рюкзака на траву, ногой раскидал вещи.

– Что ты делаешь? – удивился Кагор, Мулат наблюдал молча.

– Ревизию, – процедил Лексус, садясь на корточки, хотел возмутиться, что ему не дали снарядиться самому, но не стал, ведь это ясно по умолчанию.

Спальник, каремат, еда, цинк, новый котелок отправились обратно, цинк он открыл, распределил патроны по разгрузке, накормил патронташ на запястье, зарядил «Грозу», искоса поглядывая на Мулата. Давно он не испытывал жгучего желания кого-нибудь пристрелить! Но одного желания недостаточно, нужно нажать на спусковой крючок, а людей он не убивал ни разу, и сомневался, что не струсит.

Надо когда-то начинать. Ты заигрался, теперь или ты, или тебя. Он вскинул «Грозу», прицелился в Мулата, собрался надавить на спусковой крючок, но палец будто парализовало.

– Твою мать! – выругался он, развернулся и выстрелил в сосну.

Отдачей ударило в грудь, уши с непривычки заложило. С возмущенным карканьем в небо взмыли две вороны.

Лексус закрыл глаза. Бессилие душило его, застилало глаза багровой мутью, кровь колотилась в висках, пальцы подрагивали, как часто бывает после выработки адреналина. Мулат его действие не прокомментировал, выждал несколько минут и сказал:

– У тебя на правой руке браслет, снять его ты не сможешь, даже не пытайся. В него встроен крайне редкий артефакт, который… как бы сказать помягче… убережет тебя от ошибок. Не злись, у нас не было выбора, ведь ты здесь не по своей воле, а каждую ночь дежурить, чтоб ты не сбежал, в нашем положении непозволительная роскошь.