Война Волка - Бернард Корнуэлл

— Это я должен был их вести. — сказал я.

— Ну и болтался бы до сих пор на стене. — сказал Финан. — Это работа для молодых дурней, не для стариков вроде нас.

И мои молодые дурни, гордые воины, сделали все как надо. На площадке у ворот появился Годрик и махнул нам, призывая входить. Ворота открылись, я пришпорил Тинтрига и вытащил из ножен Вздох Змея, Нам удалось застать гарнизон врасплох, а теперь мы его за это накажем, Я выгнал Тинтрига с пашни обратно на дорогу, копыта застучали по утоптанной твердой земле, по короткой насыпи, пересекающей неглубокий ров, Я пригнулся под перекладиной ворот и увидел слева кучку бегущих воинов, они собирались напасть на юных воинов Берга, которые, стоя спиной к частоколу, отражали атаку равного числа норвежцев с мечами. Но на большинстве противников не было ни кольчуг, ни шлемов.

Кто-то справа гневно кричал, я развернул Тинтрига, чтобы встретиться с крикуном, и увидел, как на меня несется копье, Я снова дернул Тинтрига влево, и копье пролетело совсем рядом — так близко, что листовидный наконечник вспорол мне правый сапог, Я пришпорил коня в сторону бросившего копье, он снова вскрикнул, и я понял, что это женщина в плотном шерстяном платье, темном меховом плаще и с посеребренным шлемом на черных волосах. Она кричала, чтобы ей принесли другое копье, но было уже слишком поздно.

Мои всадники протиснулись через ворота, опустили копья и атаковали противников Берга, Я увидел, как вонзается в спину копье, как спина жертвы изгибается, подобно натянутому луку, и вдруг норвежцы побросали мечи и опустились на колени, В лужах крови валялась пара трупов, а раненый полз в сторону хижин с волочащимися по грязи кишками.

Лаяла собака. Женщина все требовала другое копье, поэтому я подъехал к ней и плашмя ударил мечом по шлему, а она схватила меня за ногу и попыталась стащить с седла, Я снова ударил, уже намного сильнее, но все еще плашмя, и на этот раз она повалилась на спину, шлем съехал набок, и копна черных волос закрыла ее злобное лицо.

— Затворяй ворота! — велел я Бергу.

— Вы кого-нибудь потеряли? — спросил его Финан.

— Нет! — сказал Берг, с трудом закрывая ворота.

— Молодцы! — крикнул я. — хорошо сработано. Мои юные воины забрались на стену и разбили защитников, которые, хоть и не ожидали атаки, все же были гораздо более многочисленны и отреагировали быстрее, чем мы ожидали, Я коснулся молота на груди, молча поблагодарил богов за удачу, и тут меня озарило.

Меня поразила одна мысль. Если боги оказывают тебе милость, то в следующий миг накажут.

И в этот момент маленькой победы, под проясняющимся небом меня накрыла внезапная темнота. Мысль обожгла, как удар Гунгнира, смертоносного копья Одина, Я проклят. Не могу сказать, как я понял, что проклят, только это случилось, Я знал, что сейчас боги смеются надо мной, а три норны, три бессердечные пряхи у подножия Иггдрасиля, играют с нитями моей судьбы. Светило солнце, но для меня мир словно накрыла черная грозовая туча, и я просто сидел в седле, неподвижно и слепо глядя на хижины, а люди Арнборга испуганно взирали оттуда на нас.

— Господин? — Финан направил ко мне коня. — Господин! — повторил он громче.

Я оглядывался в поисках знамения, что я не проклят, Пролетающая птица может указать на волю богов, думал я, но птиц поблизости не было видно, В этом птичьем краю, возле полного птиц устья реки — только жгучее зимнее солнце, бледное небо и высокие перистые облака.

— На мне проклятье. — сказал я.

— Нет, господин. — ответил Финан, касаясь креста на своей груди.

— Проклятье. — сказал я. — Надо было идти в Беббанбург, а не сюда.

— Нет, господин. — повторил Финан.

— Просто найди того монаха.

— Если он здесь.

— Найди его!

Но что толку искать брата Бедвульфа, если сам я проклят? Я мог сражаться с Арнборгом, со Скёллем и Этельхельмом, но не с богами, Я проклят.

Судьба неумолима.

Боги к нам не добры, не больше, чем дети к своим игрушкам. Мы здесь, чтобы развлекать богов, временами это жестокие развлечения. Конечно, христиане считают, что причина любой неудачи — в наших грехах, что злая судьба — это способ, которым нас карает их пригвожденный бог, а если напомнить им, как нечестивые процветают — они просто скажут, что их бог непостижим. То сеть, у них нет объяснения, Я не сделал ничего, что могло бы разгневать богов, но им и не нужен повод.

Боги просто развлекаются, играют мной как ребенок игрушкой, и потому я сжимал рукой в перчатке молот, свой амулет, и молился о том, чтобы я ошибался, Может быть, моя уверенность в том, что я проклят — ошибка, но в зимнем небе не видно птиц, это знак, что я лишь игрушка в руках жестоких богов. Жестоких? Да, конечно, как дети, Я вспомнил, как смеялся отец Беокка, когда я как-то сказал, что наши боги как дети.

— Как может Бог быть как дитя? — возмутился он.

— Разве не вы, христиане, говорите, что мы должны быть как Христос?

Он нахмурился, подозревая ловушку, затем неохотно кивнул.

— Да, мы действительно должны быть как Христос.

— А в детстве. — давил я на него. — разве не ты утверждал, что твой распятый бог сказал, что мы должны быть как маленькие дети?

Минуту он просто возмущенно смотрел на меня, а после отметил, что погода становится холоднее, Я скучал по отцу Беокке, Он отогнал бы мой страх проклятия, но сам я не мог отделаться от уверенности, что судьба внезапно стала зловещей. Выжить — вот все, что тут можно сделать, и для начала надо выяснить, находится ли до сих пор монах Бедвульф в форте Арнборга.

— Эрика. — сказал Финан за моей спиной, Я обернулся в недоумении, увидев, как он схватил рассерженную женщину, пытавшуюся убить меня брошенным копьем. — Ее зовут Эрика. — объяснил Финан. — и она жена Арнборга.

— Где Арнборг? — спросил я ее.

— Охотится за тобой. — ответила она.

— Охотится за мной где?

— Где бы он ни был.

— Я заставлю ее говорить, господин. — произнес Эадрик, Он говорил на английском, и Эрика не понимала его, но она поняла злобное выражение его лица.

— Нет. — сказал я, выпрыгнув из седла, и окликнул Рорика, чтобы взял Тинтрига. — Госпожа. — обратился я к Эрике. — прошлой ночью мы захватили ферму Халлбьорна, Его жена тоже пыталась бросить мне вызов. Как думаешь, что с ней сейчас?

Эрика не ответила. Красивая женщина, лет тридцати на вид, темные глаза, высокие скулы.

— Жена Халлбьорна жива. — сказал я. — Как и ее сын. Мы не причинили никому из них зла, и оставили им серебро в уплату за съеденную нами пищу. Ты меня понимаешь?

Она все так же молчала.

— Я не хочу причинять тебе вред. — продолжал я. — но я нуждаюсь в ответах, и обещаю, что получу их, так или иначе. Думаю, проще было бы, чтобы ты просто все мне сказала. Итак, где же Арнборг?