Бандитский Петербург. 25 лет спустя - Андрей Константинов

Ровно месяц спустя, 23 июля, в Ленинграде было совершено, казалось бы никак не вяжущееся со сферой культурных ценностей, куда как более жестокое преступление:

Снова ночью неизвестные преступники, вышибив дверь главного входа, вошли в здание средней школы № 206, что на набережной реки Фонтанки. Здесь, взломав замки, они проникли в столовую, по-видимому движимые желанием разжиться продуктами. Не обнаружив таковых (что вполне объяснимо – лето, каникулы), преступники прошли в помещение кухни, намереваясь порыться еще и в кладовых. И вот здесь-то они наткнулись на спящую сторожиху Нарышкину. Опасаясь, что крики женщины привлекут ненужное внимание, главарь преступников достал нож… Итог – семь нанесенных резаных ран лица, шеи и грудной клетки. По счастью, сторожиха осталась жива.

Теперь, по прошествии многих десятилетий, нам доподлинно неизвестны все обстоятельства раскрытия этого преступления. Может статься, что пришедшая в себя Нарышкина опознала кого-то из нападавших. Также не исключено, что сотрудники уголовного розыска, подняв милицейскую статистику, сопоставили сей разбойный налет с другим преступным эпизодом. А именно: чуть раньше, в ночь на 19 июня, в этой школе уже совершалась кража. Тогда из директорского кабинета оказались похищенными продукты питания, которые директор долгое время собирал для отправки в эвакуацию своим дочери и внукам (банка варенья, крупа, соль, сахар). Учитывая, что за столь короткий период преступники дважды «заходили» на один и тот же «объект», сама собой напрашивалась версия, что искать грабителей следует среди лиц, имеющих отношение к школе № 206.

И вскоре таковой круг лиц, в первом его приближении, был очерчен.

Подозреваемыми оказались… школьники. Редкостные, скажем прямо, негодяи.

По мере накопления оперативной информации стало выясняться, что речь идет о самой натуральной банде. Причем – неплохо вооруженной. У истоков ее создания стоял Борис Королев, неформально объединивший вокруг себя ряд учеников 206-й школы: Юрьева (Дон-Жуан), Рядова, Еранова, Иванова (Бутуз). Была в банде и своя Королева – школьница М. Красовская. Позднее к сложившемуся костяку группы примкнули другие, выражаясь современным языком, «трудные подростки» из числа воспитанников школ фабрично-заводского обучения и ремесленных училищ. Как в дальнейшем установит следствие, в «лучшие» для банды Королева времена ее численность доходила до трех десятков человек.

Четко выраженной преступной специализации у банды не было – занимались всем подряд: квартирные кражи, разбойные нападения, грабежи, заурядное хулиганство. Но при этом – все по-взрослому, зачастую с применением оружия и насилия. Так, в один из сентябрьских дней 1944-го, постовой милиционер 27 отдела милиции тов. Леушин, заметив в сквере на площади Островского группу подростков, выясняющих между собой отношения посредством кулаков, поспешил вмешаться в конфликт. И тогда один из участников сей потасовки – сам Король, ничтоже сумняшеся, достал нож и нанес Леушину удар в шею. Рана оказалась неопасной для жизни, однако сам факт нападения на милиционера красноречиво свидетельствовал о полной «отмороженности» главаря банды. Впрочем, клевреты Короля в этом смысле были ему под стать.

5 октября четверо «королевичей» предприняли попытку взлома квартиры в доме по улице Песочной (здесь, скорее всего, не нынешняя, что в Лахте, а впоследствии исчезнувшая, проходившая от площади Растрелли до Кирочной улицы). Подросткам удалось взломать один из дверных замков, когда на место преступления прибыл наряд милиции, вызванный бдительными соседями. Однако задержать удалось лишь одного из преступников (Казакова), при нем были обнаружены воровские инструменты для взлома.

Узнав об аресте подельника, Король и его приближенные ушли… Нет, не в бега – в глубокий запой. Основательно «разговевшись» утром 6 октября, далее, в течение светового дня, они последовательно совершили несколько дерзких хулиганских выходок (одной из жертв оных – шестнадцатилетней девушке, пришлось пробыть на больничной койке около двух месяцев) и ближе к ночи снова оказались в некогда облюбованном бандой сквере перед Пушкинским (ныне – Александринским) театром. Один из подручных Короля предложил попробовать новое развлечение – изнасилование. Атаман предложение одобрил и в качестве наиболее подходящего места для совершения преступления выбрал будку, стоявшую все в том же сквере.

Первой намеченной жертве удалось вырваться – в качестве «боевого трофея» преступникам досталась ее дамская сумочка. Затем сорвалась и вторая попытка. Но вот проходившей через сквер бойцу штаба МПВО Зайцевой не повезло: угрожая ножами, малолетние бандиты затащили девушку в будку, заткнули ей рот носовым платком и совершили семь насильственных половых актов. Могло быть и больше, но стоявший «на стреме» участник шайки, завидев постового милиционера, подал сигнал – и насильники разбежались.

Но это была уже агония… 7 октября сотрудники ленинградской милиции выезжают на задержание Короля. Он оказывает бешеное сопротивление, отстреливается из пистолета (при этом ранит одного из милиционеров), пытается уйти проходными дворами, врывается в одну из частных квартир. И все же Короля берут. Берут живым, хотя в сложившейся ситуации вполне могли бы и…

Начинаются массовые аресты других членов банды, причем в ряде случаев милиционеры вновь встречают упорное вооруженное сопротивление. По местам проживания фигурантов проводятся обыски. В ходе одного из них, на квартире Ивана Рядова, обнаруживается… бюст Кутузова. Тот самый. Из Казанского собора.

Собранных к тому времени доказательств и свидетельских показаний оказалось, что называется, выше крыши. Понимая это, все члены банды (включая главаря) спешат давать исключительно «чистосердечные» показания и на допросах топят друг друга…

В начале апреля 1945 года рассматривавший уголовное дело «банды Короля» Военный трибунал огласил приговор: Борису Королеву – высшая мера наказания, остальным участникам – различные сроки заключения. (К примеру, Королева (Красовская) получила 8 лет лишения свободы)…

«Днем и ночью в центре города и на его окраинах идет ожесточенная борьба между милицией и преступным миром, – писала в те дни газета ленинградской милиции „Пост революции“. – Об этой „малой“ войне редко говорят и еще меньше пишут. Но нам, непосредственным участникам этой войны, хорошо знакомы ее размах и ожесточение, ее герои и жертвы».

Одним из участников этой «малой» войны был и помянутый нами участковый милиционер Тимофей Гурченок. Да-да, он выжил в блокаду, после чего прослужил в рядах ленинградской милиции вплоть до 1960 года. Впрочем, это уже совсем другая история.

Ноябрь 1995 – декабрь 2004 гг., весна 2015 г.

Для большинства добропорядочных обывателей понятия «вор» и «бандит» если и не абсолютно идентичны, то, во всяком случае, очень близки.{ В данном случае мы употребляем термин «бандит», который на протяжении последних двух десятков лет у населения устойчиво ассоциируется с отечественным новоязом «рэкетир» (т. е. человек, занимающийся вымогательством с применением угроз и насилия, аналог американских гангстеров). Хотя само по себе понятие «бандит» несколько иное и подразумевает человека, совершающего разбойные нападения, т. е. вооруженного грабителя. Кстати, то, что в конце 1980-х годов стало у нас именоваться «рэкетом», существовало всегда, может быть, только под другими названиями, в других формах. Слишком соблазнительна для части рода человеческого идея отъема денег (причем неоднократного, а то и регулярного) при помощи грубой силы. В поисках аналогий можно вспомнить и баскаков, опустошавших русские села во времена монголо-татарского ига.} Между тем это абсолютно не так. Более того, сферы интересов бандитов и воров постоянно пересекаются, и между ними существуют противоречия непримиримого идеологического характера, которые разрешаются часто путем физического устранения друг друга. При этом четкого разделения мира организованной преступности на воровской и бандитский нет. Воры и бандиты могут сотрудничать, могут использовать друг друга открыто и втемную, и все же – это две идеологически разные системы; превалирование одной из них в каждом конкретном регионе может оказывать влияние не только на характер криминогенной ситуации, но и на сферы бизнеса, экономики и, конечно, политики.