Слепой. Антикварное золото - Андрей Воронин

— Все это очень интересно, — не удержался генерал Потапчук, — но я не совсем понимаю, при чем тут Крестовский.

Ирина кивнула.

— Это действительно сложно понять, — согласилась она. — Дмитрий Аполлонович Крестовский пользовался в обеих российских столицах весьма сомнительной репутацией картежника, гуляки, бретера и человека, представляющего серьезную опасность не только для девиц, но и для замужних дам. Служил в гвардии, Н вынужденно ушел в отставку из-за какой-то некрасивой истории — вернее, из-за ряда некрасивых историй, переполнивших в конце концов чашу высочайшего терпения. В поисках новых впечатлений примкнул к экспедиции Шлимана, помогал ему управляться с землекопами, являясь чем-то средним между надсмотрщиком за рабами и начальником службы безопасности. По слухам, Шлиман ему доверял, чувствуя в нем родственную душу. Это заблуждение Крестовский, надо полагать, старательно поддерживал… Летом тысяча восемьсот семьдесят пятого года Шлиман зачем-то отправляет его в Россию. По дороге корабль потерпел крушение, которое странным образом пережили только Дмитрий Аполлонович Крестовский и его слуга. А спустя еще пять лет один московский издатель опубликовал мемуарный опус Крестовского, вызвавший грандиозный скандал, запрещенный и, как следствие этого, раскупленный до последнего экземпляра в течение часа.

Ирина сделала паузу, чтобы зажечь новую сигарету. Сиверов поднес ей зажигалку и снова откинулся на спинку кресла с задумчивым, почти скорбным выражением лица. Генерал Потапчук молчал — он уже понял, к чему ведет рассказ Андроновой.

— Главными оппонентами Шлимана в России были академики Стефани и Шульце, — продолжала Ирина. — С самого начала раскопок на холме Гиссарлык они, как и множество их европейских коллег, яростно высмеивали археолога-недоучку, оспаривая даже самые очевидные результаты его исследований. Они привыкли всю жизнь считать Трою вымышленным городом, таким же мифическим, как и герои «Илиады», и у них не было ни малейшего желания пересматривать свои взгляды. Кроме того, согласитесь, маститый ученый просто не может всерьез воспринимать человека, который в научной статье на весь мир заявляет, что на глубине пятнадцати метров от поверхности земли в расщелине между камнями им обнаружены две очень крупные жабы. И далее делает вывод: поскольку большая жаба не в состоянии пережить падение с такой высоты, можно не сомневаться, что эти земноводные провели под землей три тысячи лет…

— Серьезно?! — весело воскликнул Сиверов.

— Вполне, — ответила Ирина. — «Очень интересно увидеть среди руин Трои живые существа из эпохи Гектора и Андромахи, даже если это всего лишь жабы». Это цитата из его статьи, а из песни слова не выкинешь. Лишь когда к экспедиции начали присоединяться настоящие ученые, Шлиман публично признал свои ошибки и начал копать, а заодно и высказываться аккуратнее. Но это к делу не относится. Так вот, если верить мемуарам Крестовского, в Турцию он поехал не по своей прихоти. Его наняли Стефани и Шульце — как он пишет, для слежки за Шлиманом и «нанесения оному всякого вреда, поелику это будет в моих силах».

— Академики, — с презрением произнес Глеб. — Почему было просто не убить, если он им так мешал? Кишка тонка? Или денег на оплату такой услуги не хватило?

— Думаю, дело не в этом, — возразила Андронова. — Труп Шлимана был им ни к чему. Куда приятнее было бы посрамить оппонента, смешать его имя с грязью, высмеять так, чтобы впредь не смел и рта открыть. Из этого, к счастью, ничего не вышло: слишком уж велики и очевидны были открытия Шлимана, чересчур громкую славу он приобрел. О том, как именно вредил Шлиману, Крестовский в своих мемуарах скромно умалчивает. Зато пишет, что, когда стало известно о письмах Шлимана Богушевскому, в которых он предлагал передать «клад Приама» Эрмитажу, наниматели поручили ему любым путем воспрепятствовать этой передаче — вплоть до уничтожения груза, если тот все же будет отправлен.

— Ого, — снова не удержался Глеб. — Вот она, цена научного авторитета! Однако и откровенным же парнем был этот Крестовский! Рассказывать про себя такие вещи… Да не только про себя — про академиков! Неужели это сошло ему с рук?

— Отнюдь, — возразила Ирина. — Поднялся жуткий шум, но этот ловкач немедленно заявил, что это никакие не мемуары, а всего лишь роман, написанный им для развлечения и не содержащий ничего, кроме вымысла. Это заявление, конечно же, не выдерживало критики, поскольку, создавая «роман для развлечения», люди, как правило, не вводят в него реально существующих персонажей, а если и вводят, то стараются не оскорблять их откровенной клеветой. Оба академика бушевали, грозя упечь его в Сибирь. Крестовский ответил им открытым письмом в «Ведомостях», предложив господам академикам, если они так им недовольны, сразиться на дуэли. Академические старцы, естественно, вызов не приняли, а вместо этого возбудили судебное преследование, спасаясь от которого Крестовский спешно отбыл в Новый Свет и где-то там бесследно пропал, оставив молодую жену с трехлетним сыном без средств к существованию… Вообще, история эта темная, и до сих пор никто точно не знает, существовал ли на самом деле пресловутый «клад Приама», а если существовал, то какова была его дальнейшая судьба. История с вывозом античного золота в корзинах с овощами многим кажется сомнительной, тем более что поведал ее публике сам Шлиман. А если вспомнить его странные переговоры с турецкими ювелирами и загадочную миссию, с которой он отправил Крестовского из Греции в Россию, можно строить любые догадки.

— Например? — с огромным интересом спросил Федор Филиппович.

— Например, что переговоры Шлимана с российским правительством о передаче «клада Приама» Эрмитажу были успешными, — ответила Андронова, — и что золото было отправлено морем в сопровождении человека, которому Шлиман безгранично доверял. Крестовский же, имея, с одной стороны, поручение Стефани и Шульце, а с другой — постоянную нужду в деньгах и скверную репутацию, просто присвоил клад, вынудив Шлимана торжественно вручить родной Германии великолепную коллекцию подделок…

— И теперь кое-что из этого украденного клада начинает всплывать у нас, в Москве, — закончил историю Федор Филиппович. — Отдаленный потомок Дмитрия Аполлоновича нуждался в наличных и начал потихонечку распродавать фамильные драгоценности… Да-а-а… Прямо копи царя Соломона!

— А что? — негромко произнес Слепой, неожиданно становясь на защиту Ирины, которая, честно говоря, ожидала нападения именно со стороны этого насмешника. — Убитого тоже зовут Дмитрием Крестовским. Коллекционер Степаниди не сказал, что обнаруженная на трупе серьга взята из клада Приама — видимо, просто потому, что считал это невозможным. Зато он сказал, что клад Приама содержал в себе точно такие же украшения. А головной убор, который убитый пытался описать коллекционеру Маевскому, в точности соответствует тому, что был найден Шлиманом и его женой при раскопках на Гиссарлыке. Все одно к одному, Федор Филиппович.

— Два сапога — пара, — сердито заявил генерал. — Искатели приключений. Дети капитана Гранта. Ну что же, попробуйте. Не нравится мне вся эта история с кладами и подземельями, но по существу возразить нечего, так что… попробуйте. Установлением связей убитого займутся другие. Я буду держать вас в курсе всего, что может представлять для вас интерес. А вы… Ну, я даже не знаю. Думайте, ищите…