Слепой. Антикварное золото - Андрей Воронин

— Одну секундочку, если позволите, — остановил ее Маевский. — Прошу простить мою бестактность, но… Словом, если не секрет, кто это?

Ирина украдкой перевела дух. Коллекционер заглотил приманку и прочно сидел на крючке.

— Даже не знаю, как объяснить, — сказала она. — Так, чудак какой-то. А может, и маньяк. Несколько раз звонил по телефону, признавался в любви… вернее, в том, что такие люди называют любовью. А потом я нашла в своем почтовом ящике вот эту фотографию. Взгляните!

Она взяла фотографию со столика и, перевернув, протянула ее Маевскому обратной стороной. «Дорогой Ирине на память от поклонника», — было написано на обороте. «Поклонника» было написано через «а», и по тому, как насмешливо приподнялись аккуратно подстриженные брови Маевского, Ирина поняла, что эта подробность не укрылась от его внимательного взгляда. Написано было рукой Глеба Сиверова, но это не имело значения, поскольку коллекционер, конечно же, не мог знать почерк секретного агента ФСБ.

— Симпатичный у вас знакомый, — заметил Маевский, переворачивая фотографию и снова впиваясь взглядом в изображенное на ней лицо.

Ирине он вовсе не казался симпатичным — может быть, потому, что фотография представляла собой сильно увеличенную копию казенного снимка с водительского удостоверения и выглядела расплывчатой, а возможно, и по каким-то другим причинам.

— Я же сказала, это не мой знакомый, — возразила искусствовед.

Это прозвучало немного резко — она представила, что теперь станет болтать по этому поводу Маевский, и просто не могла себя сдержать.

— Конечно, конечно, — поспешно сказал коллекционер, который был достаточно проницателен, чтобы уловить изменение настроения Ирины и понять, чем оно вызвано. — Извините еще раз, но… Вы не знаете, как с ним связаться?

О Маевском поговаривали, что при случае он не прочь поразвлечься с мальчиком. «А что, понравился?» — завертелся у Ирины на кончике языка каверзный вопрос, но она его, естественно, не задала, тем более что знала: дело совсем не в этом.

— Понятия не имею, — сказала она с оттенком легкой обиды, как будто ее заподозрили в предосудительной связи с типом, изображенным на фотографии.

Это была чистая правда: Ирина действительно понятия не имела, как связаться с человеком, умершим не менее недели назад. А хоть бы и час назад — все равно.

— Я же говорю, — продолжала она, — фотография лежала в почтовом ящике.

— Да, сразу видно, что этот молодой человек вам не пара. Да и избранный им способ ухаживания… гм… прямо скажем, оставляет желать лучшего. Вы не боитесь? Может быть, стоит обратиться в милицию?

Милицию господин Маевский приплел явно для красного словца. Вмешательство милиции было ему нужно в самую последнюю очередь.

— Зачем? — сказала Андронова, ненавязчиво отбирая у Маевского фото и пряча его в сумочку. — Он мне не угрожал. И вообще, не звонил уже недели полторы.

— А вы все это время носите в сумочке его фотографию, — в тон ей подхватил коллекционер.

— Ношу, потому что безалаберна и никак не соберусь навести в сумке порядок, — отрезала Ирина. — Вхожу в квартиру, ставлю сумку на полку и сразу о ней забываю. И, как видно, напрасно. Не знаю, что вы себе вообразили…

— Ничего! — приложив ладонь к груди, перебил ее Маевский. — Клянусь вам, ровным счетом ничего!

— Тогда я не совсем понимаю…

— Причины моего назойливого любопытства, верно? Это совсем просто. Чудак, вы сказали? Тут я с вами согласен: что чудак, то чудак. Помните, я рассказывал о молодом человеке, который предлагал мне троянский головной убор из золотых цепочек? Так вот, это он самый и есть. Я узнал его с первого взгляда.

— Вот как?! — делано изумилась Ирина, которая очень надеялась услышать именно это. — Но тогда… — Она нахмурилась, изображая напряженную работу мысли. — Тогда получается, что его интересую совсем не я.

— Хм, — Маевский потеребил кончик длинного носа, который в сочетании с лысым лбом и ниспадающими почти до плеч седоватыми кудрями делал его похожим на располневшего, раздобревшего Дуремара. — В данном случае, на мой взгляд, речь может идти о сочетании приятного с полезным: с одной стороны, он надеется заработать денег, продав вам свою безделушку — скорее всего, поддельную, — а с другой, рассчитывает… Ну, вы понимаете, что я имею в виду.

— Нет, — ледяным голосом солгала Андронова, — не понимаю.

— Простите, — спешно отступил Маевский. — Общение с такой женщиной, как вы, само по себе способно доставить огромное удовольствие любому мужчине…

— Так уж и любому, — усомнилась Ирина.

— Ну конечно, определенный уровень интеллектуального развития и материального благосостояния необходим, — согласился коллекционер. — Впрочем, вы, простите, городите чепуху, а я за вами следом. При чем тут это? Перечисленные мною условия необходимы, чтобы надеяться хоть на какой-то успех своих ухаживаний — пусть отказ, но, по крайней мере, вежливый. Но даже пропойца-сантехник может получить чисто эстетическое наслаждение, просто глядя на вас и слушая ваш голос…

Он замолчал, сообразив, по всей видимости, что заболтался.

— Кстати, — помолчав, добавил он, — эта теория, при всех ее недостатках, многое объясняет. В том числе и его затянувшееся молчание. Таким типам свойственна некоторая самонадеянность…

— Я вас не совсем понимаю, — честно призналась Ирина.

— Ну как же! — воскликнул Маевский. — Вот представьте: каким-то образом заполучив подделку под бесценный предмет антиквариата, некий юноша выходит на меня — известного в определенных кругах человека, страстного коллекционера. Он прощупывает почву, видит, что на мне не наживешься, и начинает искать другого простака. Каким-то образом он выходит на вас. Вы молоды, красивы, и у него, болвана, есть все основания предполагать, что вы еще и глупы, что ваша ученая степень и репутация достались вам по наследству или попросту куплены и что вскружить вам голову и обмануть вас ему будет несложно. Однако после пары телефонных разговоров с вами этот юноша понимает, что опять дал маху, и прерывает контакт…

Ирина с трудом подавила зевок. В рассуждениях Маевского была логика, но он исходил из неверной предпосылки, полагая, что молодой человек, поманивший его троянским золотом, до сих пор жив. А приманка, судя по поведению Маевского, и впрямь выглядела весьма аппетитно, недаром же он чуть ли не через слово поминает подделку…

— А почему вы так уверены, что речь шла именно о подделке? — спросила она, чтобы хоть как-то прервать поток бессмысленных рассуждений, извергаемый собеседником.

— Как вы сказали? Почему подделка? Но помилуйте!.. Не думаете же вы, что речь идет о подлинном раритете времен Париса и царя Приама?

Убежденность, звучавшая в словах Маевского, показалась Ирине чересчур горячей, чтобы быть искренней. А следующая реплика коллекционера убедила ее, что господин Маевский заинтересован в упомянутой «подделке» куда больше, чем старается показать.