Хронолиты - Роберт Чарльз Уилсон

– А кто их раздает?

– Спроси у тех, кто привез тебя, приятель.

Что отняло совсем немного времени, поскольку следом за мной примчался Моррис Торранс, бодро пожелал доброго утра и приколол пластиковую карточку к отвороту моей рубашки.

– Я спущусь с тобой, – сказал он.

Охранники разошлись в стороны, как разъезжаются двери лифта, который они охраняли. Они кивнули Моррису, а тот, что был поспокойнее, пожелал мне хорошего дня.

– Постараюсь, – ответил я, – приятель.

– Всего лишь меры предосторожности, – объяснил Моррис, когда мы ехали вниз.

– Как и слежка за моим отцом? Или чтение моих медицинских записей?

Он пожал плечами:

– Разве Сью тебе все не объяснила?

– Кое-что. Ты ведь не просто ее телохранитель?

– Но и телохранитель тоже.

– Ты – надзиратель.

– Она не в тюрьме. Она может ходить, куда захочет.

– Пока ты знаешь, где она. Пока она под наблюдением.

– Это условие сделки, которую мы заключили, – ответил Моррис. – Так куда ты хочешь пойти, Скотти? На завтрак?

– Мне нужно немного подышать.

– Хочешь побыть туристом? Понимаешь, насколько это плохая затея?

– Считай меня любопытным.

– Ладно… Я думаю, что смогу взять автомобиль ЦАХАЛа с соответствующим допуском. Можем даже съездить в зону отчуждения, если ты этого действительно хочешь.

Я не ответил.

– Или так, или ты торчишь все время в отеле, – сказал он. – Такой расклад.

– Тебе нравится такая работа?

– Давай-ка расскажу тебе об этом, – ответил Моррис.

Он позаимствовал синий автомобиль без опознавательных знаков с общим пропуском, наклеенным на лобовом стекле, и сложной системой GPS, занимающей всю приборную панель со стороны пассажира. Моррис поехал по улице Лехи, а я снова глазел в окно.

Был еще один дождливый день, финиковые пальмы нависали над бульварами. Днем улицы были далеко не пустынны: на больших перекрестках стояли наблюдатели из гражданской обороны, повсюду полицейские и военные патрули, и только зона отчуждения вокруг предполагаемого места прибытия была полностью эвакуирована.

Моррис поехал в Новый город и свернул на улицу Царя Давида – самое сердце закрытой территории.

Эвакуация больших городов – это больше чем просто вывоз людей, впрочем, и это происходит в едва ли контролируемых масштабах. А ведь есть еще и техническая сторона вопроса. Самый большой ущерб, который наносит Хронолит, обусловлен первоначальным ударом холода, это так называемый термальный импульс. Буквально перед самым прибытием взрываются все контейнеры с водой. Владельцам недвижимости в Иерусалиме настоятельно рекомендовали перед отъездом слить всю воду из труб, а городские власти старались спасти гидротехнические сооружения, сбросив давление в осевой зоне, хотя это и затруднит тушение пожаров, которые неизбежно случатся, когда испаряющиеся жидкости и газы вырвутся из пробитых или испорченных холодом емкостей. Газопровод уже отключили.

Теоретически, должен быть слит каждый сливной бачок, опустошен каждый бензобак, увезен каждый баллон пропана. На самом деле без всеобъемлющей проверки каждого дома ничего нельзя было гарантировать. Поэтому непосредственно перед моментом прибытия термальный импульс мог превратить даже бутылку молока в смертоносное взрывное устройство.

Я молчал, пока мы ехали мимо контор с окнами, закрытыми жалюзи и заклеенными полосами скотча, темных небоскребов и тихого, словно труп, отеля «Царь Давид».

– Пустой город – это противоестественно, – сказал Моррис. – Даже жутко – если ты понимаешь, о чем я.

Он притормозил на КПП и помахал солдатам, когда те заметили его наклейки.

– Знаешь, Скотти, мне на самом деле не доставляет никакого удовольствия сторожить тебя и Сью.

– Меня это должно утешить?

– Я просто поддерживаю разговор. Но ты должен признать, во всем этом есть смысл. Есть своя логика.

– Неужели?

– Тебе ведь прочитали целую лекцию.

– Все дело в совпадениях? В том, что Сью называет тау-турбулентностью? Не уверен, что всему этому стоит верить.

– Стоит, – ответил Моррис. – А также тому, как на это смотрит Конгресс и Администрация президента. Два реальных факта о Хронолитах. Первый: никто понятия не имеет, как они сделаны. Второй: знание об этом зарождается где-то прямо сейчас, пока мы разговариваем. Поэтому мы предоставляем Сью и людям вроде нее средства выяснить, как построить такую штуку, но, возможно, такая тактика ошибочна – и мы выпускаем знание на свободу, оно может попасть не в те руки, и, возможно, ничего бы этого не случилось, не открой мы первыми ящик Пандоры.

– Закольцованная логика.

– И поэтому она неправильная? Учитывая ситуацию, в которой мы находимся, ты хочешь исключить такую возможность только потому, что она не укладывается в красивый силлогизм?

Я пожал плечами.

Он добавил:

– Я не собираюсь извиняться за то, каким образом мы копались в твоем прошлом. Это одна из вещей, которые всегда делаются в условиях чрезвычайного положения. Вместе с мобилизацией людей или подготовкой запасов еды.

– Не знал, что я мобилизован.

– Попробуй относиться к этому именно так.

– Потому что я учился у Сью Чопра? Потому что оказался на пляже в Чумпхоне?

– Скорее, потому что мы связаны одной нитью, которую пока не можем увидеть.

– Как… поэтично.

Несколько минут мы ехали молча. Солнце проглядывало сквозь прорехи в облаках, лучи света блуждали по Иерусалимским холмам.

– Скотти, я человек здравомыслящий. Во всяком случае, мне нравится так думать. Я до сих пор хожу в церковь по воскресеньям. Работа в ФБР не делает из человека монстра. Ты знаешь, что такое современное ФБР? Это не игра в «полицейские и воры», темные плащи и прочее дерьмо. Я двадцать лет занимался канцелярской работой в Куантико. Я – квалифицированный стрелок, но ни разу не спускал курок во время полицейской операции. Мы не такие уж и разные, ты и я.

– Ты меня не знаешь, Моррис.

– Ладно, ты прав, я преувеличиваю, но давай примем как данность, что оба мы нормальные люди. Самое сверхъестественное, во что лично я верю, это то, о чем я прочитал в Библии, да и верю-то один день из семи. Все считают меня рассудительным. Даже скучным. А ты считаешь меня скучным?

Я пропустил это мимо ушей.

Он продолжал:

– Но мне снятся сны, Скотти. В первый раз я увидел Чумпхон по телеку в Вашингтоне, но, что удивительно, я его узнал. Потому что видел раньше. Во сне. Ничего конкретного, ничего пророческого, ничего такого, что убедило бы кого-то. Но как только я его увидел, сразу понял, что это станет частью моей жизни, – он смотрел прямо перед собой. – Хорошо бы, чтобы завтра к вечеру облака рассеялись. Будет проще наблюдать.