Балаган, или Конец одиночеству - Курт Воннегут

* * *

Я раздал солдатам специальные награды, чтобы отметить это событие. Награда представляла собой голубую ленту, на которой болталась пластиковая кругляшка.

Я им объяснил, наполовину в шутку, наполовину всерьез, что лента символизирует «Синюю птицу Счастья». А на кругляшке, разумеется, были написаны эти слова:

КОНЕЦ ОДИНОЧЕСТВУ!

Здесь у нас, в Национальном Парке Небоскребов, позднее утро. Сила тяжести сносная, но Мелоди с Исидором не будут строить пирамиду младенца. Сегодня у нас намечен пикник на верхушке Билдинг. Молодежь стала такой общительной потому, что до моего дня рождения осталось два дня. Вот здорово!

Они больше всего на свете любят дни рождения!

Мелоди ощипывает курицу, которую нам принес утром раб Веры Белка-57 Цаппы. Раб принес также два каравая хлеба и два литра крепкого пива. Он при помощи пантомимы показал нам, как он нас хорошо напитал. Он приставил донышки двух пивных бутылок к своей груди, делая вид, что это его соски, из которых можно напиться отличного пива. Мы смеялись. Мы хлопали в ладоши.

* * *

Мелоди бросает щепотки перьев вверх. Они взлетают к небу из-за слабой силы тяжести. Мелоди кажется Снежной Королевой. Стоит ей взмахнуть рукой, как взлетает рой белых бабочек.

У меня опять эрекция. У Исидора тоже. Как, впрочем, и у всех мужчин.

* * *

Исидор подметает вестибюль метлой, которую сам сделал из веток. Он поет одну из двух песен, которые знает.

Вторая «Хэппи берсдэй ту ю»… – «С днем рожденья тебя». Да к тому же ему медведь на ухо наступил, так что он не поет, а гудит:

Мы на лодочке плывем –

По теченью вниз,

Наша жизнь – лишь краткий сон,

Пей и веселись.

* * *

Да, вспоминается мне один день в кратком сне нашей жизни – далеко вверх по течению от нынешнего дня, – когда я получил неофициальное письмо от Президента моей страны, которым оказался я сам. Как любой гражданин, я с нетерпением ждал, когда компьютеры выдадут мое новое второе имя.

Мой президент поздравлял меня с новым вторым именем. Он просил меня ставить это имя неизменно в своей подписи, написать его на почтовом ящике, на личной почтовой бумаге, в адресной книге и так далее. Он подчеркнул, что имя было выбрано совершенно случайно, как и положено, и в нем не заключается никаких намеков на мой характер, или на мой внешний вид, или на мое прошлое.

Он перечислял самые простенькие, почти пустяковые примеры услуг, которые я мог бы оказать своим искусственным родственникам: поливать их цветы, когда они в отъезде; посидеть с их детьми, чтобы они могли уйти из дому на часок-другой; сказать им, у какого зубного врача я лечусь, если он лечит без боли; опустить их письмо в почтовый ящик; сходить с ними к доктору, чтобы не нервничали; посетить их в тюрьме или в больнице; пойти с ними на фильм ужасов.

Хэй-хо.

* * *

Между прочим, мое новое второе имя привело меня в восторг.

Я приказал безотлагательно покрасить стены Овального кабинета в Белом Доме в бледно-желтый цвет, в честь того, что я стал Нарциссом.

Как раз когда я отдавал распоряжение своему личному секретарю, Гортензии Миноге-13 Мак-Бунди, чтобы кабинет перекрасили, в ее офис явился мойщик посуды из кухни при Белом Доме. Он был в страшном смущении. От неловкости он не мог ни слова вымолвить.

Когда же ему наконец удалось выдавить из себя нужные слова, я заключил его в объятия. Он вынырнул из клубов пара в подвальной преисподней, чтобы смело и решительно заявить мне, что он тоже Нарцисс-11.

– Брат мой! – сказал я.

Неужели не было никакой видимой оппозиции новому общественному порядку? Ну конечно же, была. И, как мы с Элизой предсказывали, мои противники были так разъярены идеей искусственных расширенных семей, что сами образовали многоязычную искусственную расширенную семью.

У них тоже были нагрудные значки, которые они продолжали носить еще долго после того, как я был избран президентом. Можно догадаться, что было написано на этих значках, слово в слово:

ДА ЗДРАВСТВУЕТ ОДИНОЧЕСТВО!

* * *

Я чуть не лопнул со смеху, когда моя собственная жена, урожденная Софи Ротшильд, стала носить такой значок.

Хэй-хо.

* * *

Софи пришла в бешенство, получив формальное уведомление от Президента, которым, конечно, был я, что она должна отказаться от имени Ротшильд. Она должна была отныне называться Брюква-3.

Повторяю: мне очень совестно, но как тут не рассмеяться?

* * *

Софи свирепствовала несколько недель. Потом она вползла в Овальный кабинет под вечер, в день особенной силы тяжести, – специально, чтобы сказать мне, что она меня ненавидит.

Я нисколько не обиделся.

Как я уже говорил, мне было прекрасно известно, что я не из тех, кто предназначен для счастливых браков.

– Честное слово, я не ожидала, что ты зайдешь так далеко, Уилбур, – сказала она. Я знала, что ты сумасшедший и что твоя сестра тоже была сумасшедшая. Но я все же не верила, что ты на такое способен.

* * *

Софи не пришлось смотреть на меня снизу вверх. Я тоже лежал ничком на полу, подбородком на подушке. Я читал потрясающий отчет о происшествии в Урбане, штат Иллинойс.

Я почти не обратил на нее внимания, поэтому она спросила:

– Что это ты там такое читаешь? Неужели это настолько интереснее, чем я?

– Видишь ли, – сказал я, – долгие годы я был последним американцем, который разговаривал с китайцем. А теперь это не так. Китайская делегация нанесла визит вдове физика в Урбане – недели три тому назад.

Хэй-хо.

* * *

– Я ни в коем случае не хочу отнимать твое драгоценное время, – сказала она. – Ты безусловно был ближе к китайцам, чем когда-либо – ко мне.

Я подарил ей к Рождеству инвалидную коляску – для удобства передвижения по Белому Дому в дни повышенной силы тяжести. Я ее спросил, почему она не пользуется коляской.

– Мне грустно видеть, – сказал я, – как ты ползаешь по дому на четвереньках.

– Я же теперь Брюква, – сказала она. А Брюквы живут очень близко к земле. Брюквы, вообще – подножный корм. Самая что ни на есть дешевка, грязный корнеплод.

* * *

Тогда, на заре реформы, я считал, что необходимо запретить людям менять присвоенные им правительством вторые имена. Не стоило мне быть таким жестким. Теперь-то люди то и дело меняют имена – и здесь, на Острове Смерти, и в других местах. И я вижу, что в этом ничего опасного нет.