Вирджиния Вулф: "моменты бытия" - Александр Ливергант

Депрессивная фаза сменяется маниакальной: сильное возбуждение, бурная активность, эйфория, лихорадочные поиски врагов. Враги – как после смерти отца в 1904 году, как в 1910 году в Твикенхеме – это сиделки и медсестры, а заодно с ними сестра и муж, они «хотят моей смерти». Нескончаемая (иногда по нескольку дней подряд) лихорадочная, неразборчивая речь, по большей части бессвязная – отдельные, вырванные из контекста слова и восклицания. Больная, если ее не удержать, совершает длинные прогулки, без устали ходит по гостям, порывается чем-то срочно заняться, допоздна сидит над рукописями, запойно читает, говорит без умолку и с таким напором и возбуждением, что ее приходится предупреждать: ради бога, следи за тем, что говоришь. Фантазирует, громко смеется, речь становится малопонятной, после чего, обессиленная, валится в постель, нередко лишается чувств.

В дневнике перепуганного Леонарда появляется не вполне понятное сокращение: «в. впл. пр.» – «Вирджиния чувствовала себя вполне прилично». Или: «в. гл. б.» – «у Вирджинии головные боли». Или: «н. пр. х.» – «ночь прошла хорошо». Или: «слн. взб.» – «сильное возбуждение».

В 1913 году супруги непрерывно переезжают с места на место. То живут в Эшеме: Вирджинии, как и раньше, прописан покой, строгий режим и, по возможности, отсутствие общения. То срываются с места и едут на пару дней в Лондон: в гости, в салон Оттолайн Моррелл на Бедфорд-сквер, в театр, на русский балет, в оперу, любовь к которой Вирджинии дорого обходится.

Весной 1913 года Леонард выступает с лекциями об экономическом положении страны в Ливерпуле, Манчестере, Лидсе, и Вирджиния едет вместе с ним. В июле он выступает в Кесуике на заседании Фабианского общества, и Вирджиния, заверив мужа, что совершенно здорова, опять же к нему присоединяется – чувствует она себя скверно, но на месте ей не сидится, к тому же она старается не придавать значения болезни, тем самым от нее словно бы прячась. Леонард водит ее по врачам, везет в психиатрическую лечебницу в Твикенхеме, где она уже лежала три года назад и где проводит в июле-августе две недели. Тогда она обвиняла в том, что ее заточили в сумасшедшем доме, сестру, теперь – мужа; пишет ему из Твикенхема резкие записки, из которых следует, что она совершенно здорова и нечего держать ее в четырех стенах.

Врачи другого мнения; и действительно, из Твикенхема Вирджиния выписывается в гораздо худшем виде, чем была раньше; угроза самоубийства растет с каждым днем, Леонард встревожен не на шутку. В его дневнике появляется слово «волнуется» – в отношении и жены, и самого себя. Но не на английском, а на тамильском, чтобы больная, если откроет его дневник, не поняла, что там написано. Встревожен, но, согласно давней договоренности, везет жену в Сомерсет, в гостиницу «Плау-Инн» в Холфорде, где они провели несколько дней после свадьбы, – может быть, удастся ее развлечь и отвлечь. Лучше было бы, конечно, вернуться в Эшем, но Сомерсет Вирджинии давно обещан, а обещания, особенно когда имеешь дело с детьми и душевнобольными, надо выполнять.

Между тем к бессоннице и стойкому нежеланию принимать пищу прибавляются еще и галлюцинации, а также постоянный страх, что она всем мешает, что у всех вызывает отвращение; твердит, что сама себе противна. И при этом вполне отдает себе отчет в своем состоянии, смотрит на себя словно со стороны, чем вызывает еще бульшую тревогу у окружающих, ухаживающих за ней мужа и сиделок; Леонард вынужден вызвать на подмогу Ка-Кокс.

В сентябре Вулфы возвращаются в Лондон, обращаются к одному врачу, второму, третьему; все рекомендуют одно и то же: завтракать в постели, отдыхать до и после еды, побольше лежать и поменьше гулять, набирать вес (диета молочная и мясная), рано ложиться спать, регулярно принимать седативные средства. И все как один настаивают: Вирджиния должна признать, что серьезно больна. И ей необходимо немедленно вернуться в Эшем и оставаться там как можно дольше, до полного выздоровления. В спор с психологами и психиатрами Вирджиния не вступает, но убеждена: они ничего не знают и не понимают. Особое раздражение вызывают у нее, да и у Леонарда тоже, психоаналитики: «Врачи очень мало знают о теле и совсем ничего – о душе», – убеждена Пегги Парджитер, сама врач, в предпоследнем романе В.Вулф «Годы»[41].

9 сентября больная, выпив днем с сестрой чаю, ложится передохнуть, Леонард уезжает к очередному врачу за консультацией, а в половине седьмого вечера ему звонит Ка-Кокс: Вирджиния без сознания – передозировка веронала.

Промывание желудка в больнице Святого Варфоломея, куда Леонард, не растерявшись и не теряя ни минуты, доставляет жену. Вирджиния между жизнью и смертью, ближе к смерти. В половине второго ночи врачи сходятся на том, что надежды нет. Надежда появляется под утро, и только спустя сутки больная приходит, наконец, в себя. Вот выдержки из сентябрьских записей в дневнике Леонарда. Вирджиния уже вне опасности, но положение по-прежнему, как сказали бы сегодня, «средней тяжести», «крайне нестабильное»: