Мертвецы живут в раю - Жан-Клод Иззо

— Полным-полно сумасшедших пешеходов, — сказал я.

На этот раз он снял очки и внимательно посмотрел на меня. На тот случай, если он схлопочет от меня по роже.

— Ну да, а мы расплачивайся, черт возьми! Лучше бы вы теряли меньше времени на эти глупости. Потому что нам необходима безопасность.

— На пешеходных переходах тоже. (Он начинал меня раздражать.) Фамилия, имя, адрес и телефон шофера!

— Если он должен явиться в комиссариат, я ему передам.

— Я сам его вызову повесткой.

— Вы из какого комиссариата?

— Центральное бюро.

— Я могу еще раз взглянуть на ваше удостоверение?

Он взял его, записал на клочке бумаги мою фамилию. Я понял, что пересек последнюю черту. Но было слишком поздно. Он, почти с отвращением, вернул мне удостоверение.

— Монтале. Итальянец, да? (Я кивнул в знак согласия. Казалось, он погрузился в глубокое раздумье, потом снова посмотрел на меня.) Всегда можно договориться, о красном-то сигнале. Мы вам оказываем немало таких услуг, разве нет?

Еще пять минут подобного трепа, и я придушил бы этого «mia» его же золотой цепью или забил ему в глотку его «иисуса». Он полистал регистрационную книгу, задержался на какой-то странице, поводил пальцем по списку.

— Паскаль Санчес. Вы запишите или мне вам записать.

Пероль сделал мне отчет за день. 11.30. В супермаркете «Карфур» задержан подросток за кражу товаров с полок. Пустяк, но все-таки требовалось предупредить родителей и завести учетную карточку. 13.13. Драка в баре «Бальто», на Мерланском шоссе, между тремя цыганами, из-за девушки. Всех забрали, потом сразу отпустили, за отсутствием жалобы в суд. 14.18. Вызов по радио. Мать семейства является в отделение комиссариата со своим сынком, у которого сильно разбито лицо. Дело о побоях и телесных повреждениях в лицее имени Марселя Паньоля. Вызов подозреваемых в избиении и их родителей. Очная ставка. Разбирательство продолжалось до вечера. Дело не связано ни с наркотиками, ни с рэкетом. Вероятно. Все-таки необходимо было проверить. Внушение родителям, с надеждой, что оно чему-нибудь послужит. Обычная рутина.

Но хорошая новость заключалась в том, что мы наконец нашли способ взять Насера Муррабеда, молодого наркоторговца, орудовавшего в квартале Бассанс. Накануне вечером он подрался, выходя из бара «Мирамор» в Эстак. Избитый подал жалобу. Более того, он ее не отозвал и явился в комиссариат, чтобы дать показания. Многие потерпевшие боялись, и мы их никогда больше не видели. Даже если это была кража, без насилия. Все боялись. И не доверяли полиции.

О Муррабеде я знал все. Двадцать два года, задерживался семь раз. Впервые в пятнадцать лет. Неплохой результат. Но он был хитрец. Мы ни разу не могли ничего ему предъявить. Может, сейчас удастся.

Уже несколько месяцев он торговал по-крупному, но ничем себя не компрометировал. На него работали ребята пятнадцати-шестнадцати лет. Грязную работенку они делали. Один таскал наркотик, другой собирал деньги. Таких ребят было восемь-десять. Муррабед, сидя в машине, следил за ними. Деньги он забирал позднее. В баре, на станции метро, в автобусе или в супермаркете. Места постоянно менялись. Никто даже не пытался его обмануть. Однажды с ним сыграли злую шутку, всего один раз. Второго не было. Маленький пройдоха оказался со шрамом на щеке. Но, конечно, на Муррабеда он не «настучал». Он рисковал гораздо худшим.

Нам много раз попадались ребята Муррабеда. Но безрезультатно. Они предпочитали сесть в тюрьму, чем назвать фамилию Муррабеда. Когда мы брали парня с наркотиком, мы его фотографировали, заводили на него дело. Но мы его отпускали. При нем всегда оказывались дозы, недостаточно крупные, чтобы предъявить обвинение. Мы пытались это делать, но наши обвинения судья отвергал.

Пероль предлагал арестовать Муррабеда завтра утром, прямо в постели. Это меня устраивало. Прежде, чем уйти, на этот раз рано, Пероль мне сказал:

— Не очень было тяжело, на кладбище? (Я пожал плечами, промолчав.) Я хочу, чтобы ты как-нибудь пришел к нам пообедать.

Он ушел, не дождавшись ответа и не попрощавшись. Пероль тоже был человек простой. Я принял ночное дежурство, вместе с Черутти.

Зазвонил телефон. Звонил Паскаль Санчес. Я оставлял сообщение его жене.

— Послушайте! Я ни разу не проезжал на красный свет! Ни разу! А там, где вы говорите, особенно. Я вообще никогда в те края не езжу. Там же одни арабы.

Я молчал. Из Санчеса я хотел осторожно вытянуть то, что мне было необходимо.

— Я знаю, знаю. Но есть свидетель, господин Санчес. Человек, который записал ваш номер. Он говорит одно, вы другое.

— В каком часу это было, вы говорите? — помолчав, спросил он.

— В 22 часа 38 минут.

— Быть того не может, — сразу ответил он. — В это время у меня был перерыв. Я пропустил стаканчик в баре «У Ратуши». Вот еще, я даже купил сигареты. Есть свидетели. Да, я вам не вру. Самое меньшее, человек сорок.

— Так много мне не нужно. Зайдите завтра в комиссариат, в одиннадцать часов. Я приму ваши показания. А также зафиксирую фамилии, адреса и телефоны двух свидетелей. Все должно легко уладиться.

Пока не пришел Черутти, мне оставалось убить почти час. Я решил пойти выпить стаканчик к Анжу, в «Тринадцать углов».

— Какой-то малыш тебя ищет, — сказал он. — Знаешь, тот самый, кого ты приводил в субботу.

Выпив кружку пива, я отправился на поиски Джамеля. Я никогда так долго не болтался по кварталу со дня моего назначения в Марсель. Я возвращался сюда только раз, чтобы попытаться найти Уго. Все эти годы я всегда держался на его периферии. Площадь Ланш, улица Боссанк и улица Сент-Франсуаз, улица Франсуа Муассон, бульвар де Дам, Гран-Рю, улица Кэсри. Я захаживал только в пассаж «Тринадцать углов» и в бар Анжа.

Теперь меня удивляло, что в обновленном квартале чувствовалась какая-то незавершенность. Я задавал себе вопрос, привлекают ли людей многочисленные художественные галереи, бутики и прочие магазины? Но кого именно? Не марсельцев, в этом я был уверен. Мои родители так и не вернулись в квартал после того, как их выселили немцы. Железные шторы были опущены. Улицы безлюдны. Рестораны пусты или почти пусты. Кроме ресторана «У Этьена» на улице Лоретт. Но он, Этьен Кассаро, жил здесь двадцать три года назад. И готовил лучшую в Марселе пиццу. «Счет и закрытые сведения по настроению», — прочел я в репортаже журнала «Гео» о Марселе. Этьен, по настроению, часто бесплатно кормил нас — Маню, Уго и меня. Правда, орал на нас. Обзывал бездельниками, ничтожествами.

Я спустился вниз по улице Панье. Мои воспоминания здесь раздавались более гулко, чем шаги прохожих. Квартал еще не стал Монмартром. Сохранялась его дурная слава. Дурные запахи тоже. Но Джамеля я так и не нашел.

Они ждали меня у моего дома. Голова у меня была занята другим, и я очень устал. Я мечтал о стакане виски «лагавюлен». Они вышли из тени бесшумно, как кошки. Когда я их заметил, было уже поздно.