Я оставлю свет включенным - Александра Миронова

– Меня не интересуют кружки для рисования и букеты, просто оставьте меня в покое, – рявкнула она, вырывая руку, обходя Генриха Карловича и начиная торопливо спускаться.

– Что это у вас такое в кармане? – Тот весьма резво для своего почтенного возраста ринулся вслед за ней.

– Не ваше дело, – огрызнулась Анна Ивановна, раскидывая руки в стороны, чтобы удержать равновесие.

– Очень даже мое! Вы что это, топиться собрались? Даже не вздумайте! Здесь не так плохо, как кажется, вот увидите, дайте нам шанс!

Анна, уже спустившая с холма, вдруг почувствовала, что сейчас разрыдается. Еще чего доброго, жизнерадостный идиот побежит и нажалуется докторам, ее скрутят, вколют мощное успокоительное и превратят в овоща, который даже собственной жизнью распорядиться не в состоянии.

Огромным усилием воли она взяла себя в руки и процедила:

– Оставьте меня в покое и не лезьте куда не просят. Я не собираюсь топиться, я просто хожу с отягощением, в нашем возрасте любые другие физические нагрузки ограничены. И сейчас я хочу пройтись в одиночестве и подышать свежим воздухом.

– Знаете… – Запыхавшийся Генрих Карлович обогнал свою нелюбезную собеседницу и остановился перед ней. – Мне тоже бывает грустно и одиноко, поэтому я и занялся рисованием, к которому у меня нет ни малейшего таланта. Но зато в тяжелые минуты я выплескиваю свою боль на холст. Вы бы тоже могли…

– Да ничего бы я не могла! – не выдержав, заорала Анна, и слезы хлынули рекой. – Не могла бы! Я не могу рисовать, у меня болезнь Паркинсона! Я скоро и есть сама не смогу.

Генрих Карлович смущенно уставился на плачущую женщину. Женские слезы всегда парализовали его и лишали силы воли. Он знал, что в таких ситуациях слова бессмысленны, настоящее горе нуждается в открытом сердце, а не в красивых формулировках. Он сделал шаг по направлению к Анне Ивановне и вдруг обнял ее и, прижав к себе, погладил по голове:

– Ну-ну, поплачьте. Тяжело, я понимаю, тяжело. Просто поплачьте.

Не выдержав чужого участия и доброты, которой Анна всю жизнь чуралась, она обняла своего случайного знакомого и дала волю слезам.

* * *

Убедившись в том, что никого нет поблизости, Митя подошел к небольшому мутному зеркалу, висевшему в прихожей, и быстро прокрутился вокруг собственной оси. Ну что же, довольно неплохо.

Светлые льняные брюки были чистыми, голубая рубашка, которую он сам покрасил после того, как Таша ее сшила, оттеняла глаза. Светлые волосы по просьбе тетки он собрал в аккуратный хвостик – та сказала, что директриса наверняка не любит непричесанных детей. На чувства директрисы ему было плевать, но он не так давно обнаружил у себя греческий профиль – легкую горбинку на слегка крупноватом носу – и очень им гордился. Собранные волосы давали возможность окружающим насладиться этим прекрасным, по мнению Мити, зрелищем сполна.

– Бутерброды взял? – крикнула из кухни Таша.

– Взял! – Митя покосился на тканый мешочек, который собрал в школу.

Вместо учебников там лежали домашние бутерброды, недоделанная вчера фигурка принца и специальный нож, который он использовал для резки по дереву, а также несколько деревянных заготовок. В школе было ужасно скучно, и он знал, что большая часть его одноклассников считают так же. Митя поставил себе задачу на сегодня – спасти их от тоски. Покажет, как вырезать из дерева, может быть, вместе создадут несколько персонажей. А вдруг в ком-то обнаружится талант резчика по дереву? Никогда не знаешь, пока не попробуешь, как говорит Таша.

– Может быть, тебя проводить или подождешь Катю? – Таша показалась в прихожей, как обычно одетая в длинное закрытое платье. Руки она вытирала светлым полотенцем – только что закончила мыть посуду.

– Ну что я, маленький, что ли? – возмутился Митя, внимательно прислушиваясь к тому, что происходило во дворе. Не скрипнула ли соседская калитка? Не опоздал ли?

– Не надо, сам дойду.

– Ну хорошо, милый, постарайся получить удовольствие. – Таша вздохнула, целуя Митю в лоб и прижимая к себе. Захотелось потрепать его по пушистым волосам, но они были аккуратно забраны. Митя, вопреки обыкновению, постарался придать себе с утра приличный вид. Растет мальчик. Ну что же, это неминуемо.

– Хорошо, все, пока, не скучай! – Развернувшись, Митя нарочито громко хлопнул дверью и затоптал тяжелыми башмаками по крыльцу.

Сделает вид, что ушел в школу, а сам спрячется в домике на дереве. Дождется, когда Светлана Фоминична выйдет вместе с Николь, пропустит их вперед, а затем догонит и типа случайно встретит.

Но до домика Митя так и не дошел. Едва за ним захлопнулась входная дверь, как из соседского сада донеслись голоса:

– Николь, пойдем, а то опоздаем, я не смогу бежать, – ворчливо поторапливала внучку Светлана Фоминична.

– Хорошо, бабушка, сейчас, подожди, я только книжку возьму, – отозвался откуда-то из глубины дома тонкий голосок.

– Не нужна тебе там книжка, нужно слушать, что учительница говорит, а не читать на уроке.

Митя спрятался за огромным кустом метельчатой гортензии, полностью скрывшей его из вида. Услышал тяжелую поступь Светланы Фоминичны и легкую дробь туфелек девочки по имени Николь. Стукнула калитка. Митя досчитал до тридцати, а затем, выбравшись из укрытия, выскользнул на улицу и последовал за соседкой и ее внучкой.

Сегодня Николь не была похожа на экзотическую птицу. Больше напоминала молодого лебедя – одетая в светлое скучное платье, пушистые волосы убраны в две косы, тоненькая шея трогательно торчит из белого воротничка. На спине огромный ранец. Того и гляди переломит призрачную Николь пополам. На ногах – лаковые туфельки, смотревшиеся до того неуместно на глинистой дороге, что Мите захотелось крикнуть: «Ты их испортишь, не надо!» Сдерживая собственный порыв, Митя закашлялся.

Бабушка и внучка обернулись одновременно.

– А, Митенька, здравствуй! – тепло улыбнулась Светлана Фоминична, одетая, несмотря на жару, в плотное платье. На больных ногах резиновые галоши, на голове – легкий платок. Она махнула мальчику, подзывая к себе. Тот сделал вид, что подходит нехотя. На Николь смотреть избегал.

– Ты никак в школу собрался? – удивилась Светлана Фоминична.

– Да, директриса приходила, говорит, скучно ей без меня, – схохмил Митя и тут же прищурился, якобы от сильного солнца, которого на самом деле не боялся. Нехитрый маневр позволил незаметно скосить глаза и посмотреть на Николь – как та шутку воспримет? Но девочка была бледной и грустной, под глазами синяки, а сами глаза красные. Как у Кати, когда та плачет. Хотя с чего бы такой принцессе плакать?

– А это внучка моя, Николь, познакомься, – кивнула Светлана Фоминична в сторону девочки.

– Привет, – сказал Митя, наконец-то оборачиваясь к Николь и глядя ей в глаза.

– Привет, – тихо ответила та.

– Ты в каком классе учишься? – деловито поинтересовался Митя, надеясь, что сердце стучит не слишком громко. Может быть, ему повезет и эта диковинная Николь окажется его одноклассницей?