Баллантайн - Уилбур Смит

рассказал ему о поддержке газеты и об Обществе борьбы за уничтожение работорговли.

— Ты найдешь немало зерна для своей мельницы, — заметил Харкнесс — Работорговля на побережье процветает, хотя в Лондоне ты об этом мог и не слышать.

— А еще я агент Почтенной лондонской компании коммерческой торговли с Африкой, но у меня имеются и собственные товары на продажу, есть и пять тысяч патронов для «шарпса».

Харкнесс прошелся по полутемной комнате и остановился у гигантского слоновьего бивня у дальней стены. Слон был таким огромным и старым, что бивень от корня к концу почти не сужался, острие затупилось и стало скругленным. Примерно на одну треть длины, в той части, которая была погружена в челюсть, бивень сохранился гладким и приятно-желтым, как масло, а остальная его часть была покрыта темными пятнами растительных соков и испещрена зазубринами — памятью о шестидесяти годах, прошедших в битвах и набегах.

— Этот весит семьдесят два килограмма — идет в Лондоне по шесть шиллингов за полкило. — Он похлопал бивень ладонью. — Такие великаны здесь еще бродят, их тысячи. Прими совет старого бродяги: забудь свои чудные «шарпсы» и возьми слоновое ружье десятого калибра. Из них стреляют пулей весом в сто граммов, и, хоть отдача у таких ружей — точно дьявол лягнул, в деле они надежнее, чем эти новомодные винтовки. — Усталое лицо радостно светилось, глаза блестели. — Еще совет: подходи ближе. Самое большее — шагов сорок, и целься в сердце. Забудь все, что слышал о выстрелах в мозг, целься только в сердце… — Внезапно он остановился и с горестной усмешкой вскинул голову. — Ей-Богу, как тут не пожелать, чтобы молодость вернулась!

Старик приблизился к Зуге и поглядел на него в упор. Внезапная мысль поразила его как удар молнии, такая неожиданная, что он чуть не высказал ее вслух:

«Если бы Хелен дала мне другой ответ, ты мог бы быть моим сыном».

Но он сумел сдержаться и вместо этого спросил:

— Так чем я могу тебе помочь?

— Вы можете мне рассказать, где начать поиски отца.

Старый Томас развел руками:

— Эта страна огромна, по ней можно странствовать всю жизнь.

— Потому я к вам и пришел.

Харкнесс приблизился к длинному столу из желтой древесины капской сосны, что тянулся чуть ли не через всю комнату, и локтем смахнул книги, бумаги и баночки с краской, расчистив свободное пространство.

— Принеси стул, — велел он.

Они уселись лицом друг к другу по обе стороны расчищенного пространства, старик наполнил оба стакана и поставил бутылку посреди стола.

— Куда направился Фуллер Баллантайн? — спросил Харкнесс и начал накручивать на палец серебряную прядь из бороды.

Палец был длинным и костлявым; там, где спусковой крючок перегретого или заряженного двойным зарядом ружья при отдаче сдирал кожу до кости, его покрывали старые шрамы.

— Куда направился Фуллер Баллантайн? — повторил он, но Зуга понял, что вопрос был риторическим, и ничего не ответил.

— После экспедиции на Замбези удача от него отвернулась, репутация почти погибла, а для такого человека, как Баллантайн, хуже этого ничего быть не могло. Вся его жизнь была посвящена бесконечной погоне за славой. Твоего отца не останавливали никакой риск, никакие жертвы, его собственные или чужие. Ради славы он бы пошел на все: на ложь, на воровство, даже на убийство.

Зуга с вызовом поднял глаза.

— Да, убил бы, — кивнул Харкнесс. — Любого, кто встал бы на его пути. Я хорошо его знал, но это совсем другая история. А теперь мы хотим выяснить, куда он пошел.

Хозяин протянул руку и извлек из-под захламленного стола свиток пергамента. Он быстро осмотрел его и, одобрительно хрюкнув, расстелил на столе.

Это была начерченная тушью карта Центральной Африки от восточного до западного побережья, от Лимпопо на юге до озерного края на севере. Поля были испещрены нарисованными рукой Харкнесса значками и фигурками животных.

В тот же миг Зуга возжелал эту карту всей душой. Молодой Баллантайн ощутил в своем сердце все то, в чем мистер Томас обвинял его отца. Он должен заполучить эту карту, даже если для этого придется украсть или, упаси Боже, убить. Он должен ее заполучить.

Карта была очень большая — квадрат метра полтора на полтора, нарисованная от руки на наклеенной на ткань бумаге высшего качества. Такая карта — усыпанная огромным множеством значков, с подробными, но краткими пометками, сделанными наблюдателем, который видел все своими глазами, — не знала себе равных. Примечания, написанные мельчайшим изящным почерком, можно было прочитать только с увеличительным стеклом.

Здесь с июня по сентябрь собираются большие стада слонов».

Здесь в древних выработках я нашел золотую жилу, шестьдесят граммов на тонну».

«Здесь народ гуту производит чистую медь».

«Отсюда в июне к побережью отбывают невольничьи караваны».

Таких пометок были сотни, каждая в аккуратно пронумерованной рамке, соответствовавшей точному местоположению на карте.

Харкнесс с хитрой полуулыбкой наблюдал за гостем, а потом протянул ему увеличительное стекло, чтобы тот продолжил чтение.

Через несколько минут Зуга понял, что области, окрашенные розовым, обозначают «мушиные коридоры» на высоких африканских плато — безопасные зоны, по которым можно перегонять домашних животных без риска попасть в районы обитания мухи-цеце. Ужасная сонная болезнь, переносимая мухами, может полностью уничтожить целое стадо. Африканские племена сотни лет собирали сведения о безопасных коридорах, и Томас Харкнесс тщательно записал их. Ценность таких сведений была огромна.

«Здесь пограничники короля Мзиликази убивают всех чужестранцев».

«Здесь с мая по октябрь нет воды».

«Здесь с октября по декабрь опасные малярийные испарения».

На карте были указаны самые опасные области, отмечены известные Харкнессу пути в глубь материка, хоть их было и немного.

Были обозначены города африканских царей, местоположение их военных краалей, определены сферы влияния каждого царя и указаны имена подчиненных им вождей.

«Здесь для охоты на слонов нужно получить разрешение вождя Мафа.