Твой яд мне по вкусу - Анастасия Юрьевна Полянина

— Пока рано об этом говорить, Борис Николаевич… Мы только в начале работы, — пролепетала Майя.

— Хорошо, — натужно усмехнулся я, — Держите меня в курсе.

Они дружно кивнули.

— Если больше нет ничего, что нужно обсудить, вы можете быть свободны, — подытожил я.

— Это пока все, — сказал Максим, уже поднимаясь со своего места.

Мы обменялись с сыном многозначительными взглядами, прежде чем они с Майей покинули мой кабинет.

МАКСИМ

Это было рискованно — обращаться к Бруно за помощью в организации сего мероприятия. Это могло быть очень необдуманно и опрометчиво с моей стороны. Но, получив отрицательные ответы на свое предложение ото всех порядочных заведений, я просто не видел другого выхода из ситуации. Мне оставалось только надеяться и уповать на то, что Бруно, невзирая на случившееся между нами «недоразумение», не станет проявлять мстительную сторону своей натуры.

У меня не было оправдания своему поступку. Трахнуть его новоиспеченную жену на их же собственной свадьбе — это, наверное, никак нельзя было отнести к выдающимся, заслуживающим уважения действиям. И это могло бы пройти не замеченным никем, а особенно Бруно, если бы он по-пьяни не перепутал мужской туалет с женским. Я помню, что практически кончил, когда дверь кабинки слетела с петель и перед нами предстал разъяренный Бруно. А его неверная жена, по всей видимости, была та еще извращенка, получающая удовольствие от чувства опасности. Потому что от шока и страха она бурно оргазмировала, пока мой пульсирующий член был еще внутри нее. И все это на глазах у собственного супруга! Я никогда не чувствовал себя так неловко, если очень мягко выразиться. Легко представить, что последовало за этим.

«Ха! Какая свадьба без драки?»

Это была, пожалуй, самая грязная история в моей сексуальной жизни. И теперь я должен просить о помощи человека, который пострадал в ней больше всего.

Я искренне стыдился этой главы в своей биографии. Я проклинал себя очень долго за это. Усугублялось мое состояние и тем фактом, что мы с Бруно были довольно близкими друзьями до этого.

«Так себе из тебя друг, Макс!»

Майя вознамерилась пойти на встречу с Бруно вместе со мной. Это было логично с ее стороны. Но я испытывал дикий ужас от одной мысли, как может повести себя мой бывший друг.

Я пытался тактично уговорить ее оставить решение этой проблемы мне, но Майя была непреклонна. В конце концов, я просто смирился с неизбежностью и надеялся, что смогу контролировать ситуацию.

Меньше всего я хотел, чтобы Майя узнала про этот «казус». Это окончательно отвратило бы ее от меня.

Майя…

После той ночи, когда я вырвал ее из хватки насильника и которую она провела в моей кровати, что-то изменилось. Мне не хотелось признаваться в этом даже самому себе, но я чувствовал это всеми фибрами своей души. Я больше не издевался над ней, не изводил ее своими запредельными выходками. Я вообще старался сторониться ее, чтобы не позволить знакомым чувствам взять верх над холодным разумом. Но она просто не выходила из моей головы! Словно какой-то тумблер в моем сознании переключился, и я резко проникся к ней.

Я не мог забыть наш поцелуй. Я хотел повторить его. И повторять еще множество раз…

…Мы вышли из кабинета моего отца и направились к лифту.

Она шла вровень со мной, цокая своими каблуками по напольной плитке. Мне хотелось просто взять ее за руку…

«Да что за хрень?! Что со мной происходит, вашу мать???»

По пути до лифта мы молчали, но напряженная недосказанность ощущалась кожей. Как только мы зашли в кабину и двери закрылись, оставив нас наедине, я повернулся к ней.

— Майя…

Она посмотрела на меня своими большими глазами лани.

— Что?

— Я должен извиниться. За то утро. Это было грязно. Прости.

— Хорошо, я принимаю, — слабая улыбка коснулась ее губ.

Я почувствовал неудержимое желание поцеловать эти губы… Прижать ее маленькое хрупкое тело к своему торсу… Ощутить прикосновение ее тонких изящных пальцев на своей спине…

В тот самый момент я испытывал к ней такую приторную нежность…

Ее рука потянулась к уху, но я успел перехватить ее запястье и остановить этот нервный порыв.

— Не надо, Веснушка…

Она не одернула руку. Не оттолкнула меня. И не сводила с меня глаз. В их голубизне я увидел зеленый свет для своих намерений.

Я положил свободную руку ей на талию и аккуратно притянул к себе. Наши лица медленно приблизились друг к другу. И в ту секунду, когда я почти накрыл ее губы своими, лифт издал характерный сигнал и остановился. Майя вздрогнула и отстранилась от меня. Двери кабины открылись…

МАЙЯ

Он почти что поцеловал меня. Снова.

Что было на этот раз? Извиняющийся поцелуй?

Он пытался загладить свою вину за все те грубые слова?

Это ведь не могло быть просто его желание поцеловать меня, не так ли?

Но почему тогда я чувствовала то, что чувствовала?

В его глазах я видела желание. Не то, которое характеризовало бы его как обычного быка-осеменителя. Это было что-то более интенсивное, более животрепещущее…

Его рука на моей талии… Его манящие губы так близко с моими… Его предвкушающее дыхание…

Это было сильнее здравого смысла. Я потеряла контроль над своим телом и рассудком, поддавшись ему. Он был нужен мне в ту же секунду больше, чем кислород. Я хотела, чтобы он целовал меня. Я хотела целовать его сама. Это все, что имело значение…

***

Олька пришла ко мне домой, чтобы обновить мой маникюр. Ну и за этим делом я разоткровенничалась, поведав ей все последние новости из своей жизни. Особенно те, которые касались Максима.

— Значит, вы снова поцеловались? — спросила подруга, усердно пиля мой ноготь.

Я вздохнула и перевела взгляд на окно своей комнаты.

— Почти что поцеловались, — поправила я ее.

— Что это вообще значит? — недоумевала Олька.

— Это значит, что наши губы ПОЧТИ соприкоснулись перед тем, как открылись двери лифта. И в этот момент я отпрянула.

Олька взялась за другой мой ноготь.

— Почему?

«Действительно, почему?»

— Потому что я растерялась… испугалась… Не знаю я, почему!

Моя подруга остановила свои действия с моими ногтями и пронзила меня пристальным взглядом.

— Тебе ведь он нравится, Майка?

Мои щеки моментально обожгло жаром от этого вопроса.

— Нравится… — вздохнула я, — Сильнее, чем мне бы хотелось, Оль… Понимаешь… За всем этим фасадом безалаберности и беспутства я почему-то вижу что-то более фундаментальное, что-то более основательное и глубинное… Но