Записки «черного полковника» - Сергей Трахимёнок

— Я никогда не пробовал, да и вряд ли у меня хватит усидчивости дописать до конца хотя бы главу.

— Это хорошо, что вы верно оцениваете свои возможности, — сказал издатель. — В вашем случае все соглашаются, никоим образом не сопрягая себя и способность написать книгу. Я предлагаю вам найти сюжет, который мог бы заинтересовать читателя.

— Почему вы думаете, что я могу его найти?

— Потому, что вы нашли тот текст, который предлагали мне. У вас есть чутье розыскника и некая хватка. Вы уж поверьте. А два «негра» и два редактора в течение трех месяцев развернут ваш сюжет в книгу, которая со свистом разойдется с вокальных прилавков.

— И какие сюжеты вас интересуют?

— Ну, например, сюжет о том, как КГБ готовил серийных убийц для расправы с диссидентами. А потом система развалилась, маньяки остались без присмотра и распоясались.

— Не знаю, насколько бредом является текст, который я вам представил, но то, о чем вы говорите, — бред полный.

— Правильно, настоящий бред. Но насколько он интересен читателю?

— Ну так напишите сами об этом, почему бы вам не взяться? Идея есть, «негров» у вас достаточно, да и редакторов тоже.

— И это правильно, — поддержал его Серебряков. — Но если напишу об этом я, это будет всего лишь моя фантазия. А если напишете вы — откровения уровня Резуна.

— Откровения Резуна о разведке — это откровения мальчишки, у которого за спиной пара вербовок и чувство вины за свое предательство, которое он тщательно «описывает и объясняет», дабы от этого чувства избавиться. Тот, кто проработал в разведке достаточно долго, может много рассказать, но почему-то не делает этого. Его профессионализм не позволяет ему видеть мир таким, каким видят его нормальные люди, которые, собственно говоря, и являются читателями.

— Каков ваш ответ?

— Нет.

— Жаль… Но я все равно хочу вам чем-нибудь помочь. И хотя текст, который вы представили, не похож на сценарий, давайте я сведу вас с редакторами «Беларусьфильма». Чем черт не шутит, может, они уцепятся за те идеи, которые в вашей рукописи есть. Не зря же вы меня сегодня так кормили. Идет?

— Идет.

— Еще один вопрос. Для чего вы стали протежировать эту рукопись?

— Я не хотел бы, чтобы тот опыт, который был у моих старших коллег, ушел в небытие вместе с ними.

— Для литературы это мелко.

— А для жизни в самый раз. Не учитывая этого, мы постоянно наступаем на одни и те же грабли. Расплачиваясь жизнями не только коллег по работе, но и соотечественников…

— «Ты сказал», — произнес на это Серебряков фразу из Евангелия и пошел к сторожке, к стене которой был прикреплен телефон-автомат.

Проводив издателя, Корбалевич вернулся на дачу.

— Ну, — спросил его Макаревич, — решил что-нибудь?

— Нет, но он пообещал свести меня с нужными людьми в кино.

— Ну и хорошо, — сказал Макаревич. — Федька, неси гитару, надо повеселиться.

Пока Федька бегал в дом за гитарой, Макаревич спросил:

— С Валькой ты как?

— Да никак. Она иногда Антона дает на выходные, и на том спасибо.

— А может, этот бзик пройдет?

— Не знаю, я уже привык жить один.

Федька принес гитару, и Макаревич-старший стал петь песню, всем известную:

Эту песенку, друзья, разучить несложно,

Под гитару можно петь, без гитары можно,

Даже если вам медведь наступил на ухо,

Эту песню можно петь, не имея слуха.

— Ля, ля, ля-ля, ля, ля-ля, ля, ля-ля, ля, ля, — подхватили припев шесть глоток, да так, что на соседних дачах залаяли собаки.

А Макаревич продолжал петь куплет за куплетом, пока не перешел к заключительному, самому, по его мнению, ударному:

Если голос ваш охрип, плюньте, разотрите.

Петь не можете, тогда просто говорите.

Кто не может говорить, пусть рычит мотором,

И неважно, что не в такт, главное, что хором!

— Ля, ля, ля-ля, ля, ля-ля, ля, ля-ля, ля, ля, — заорали все присутствующие.

Утром следующего дня я был на службе и сразу пошел к Михаилу Федоровичу. Он молча посмотрел на меня, а потом открыл сейф и достал оттуда мою справку.

— Наверное, ты в рубашке родился, — сказал он, — что тебя не оказалось здесь вчера.

— А что случилось? Камни с неба посыпались?

Михаил Федорович еще раз посмотрел на меня так, будто видел впервые, и бросил справку на приставной столик передо мной.

— Что это? — спросил он и вдогонку справке указал на нее рукой.

— Справка, — ответил я.

— Ты знаешь, что сказал на твою справку Евгений Петрович?

— Ну откуда я могу знать, я же был в командировке. Она ему не понравилась?

В горле Михаила Федоровича что-то заклекотало. Это обескуражило меня, но и довело до некоего предела, после которого я уже не отступал, а, наоборот, шел в наступление.

— Ну, вы же читали ее и понесли на подпись Евгению Петровичу, — сказал я. — Так?

— Так, — согласился он. — Ты же опытный сотрудник, и я никогда не правил твои документы.

— Но что произошло? — спросил я уже твердо. — Что в ней такого, что вызвало реакцию, о которой знает весь аппарат.

— Кто тебе сказал, что знает? — спросил он.

— Да это видно по лицам тех, кого я встречал в коридоре.

— Слава Богу, — сказал атеист Михаил Федорович, — что содержание этой справки знают только три человека. Когда шеф вызвал меня, референт догадался, что произошло что-то чрезвычайное, и понял, что все это связано с твоей справкой. Но содержания справки он не знал.

— Ага, значит, все дело в содержании…

— А ты думал в названии? Ты что предлагаешь в выводах?

— Я понял, о чем идет речь, перед тем как сделать выводы и вынести предложения, я аргументировал их.

— Посмотрим, как ты их аргументировал… — произнес Михаил Федорович и взял в руки мой текст.

Он надел очки и начал читать:

— Радиостанция «Освобождение» начала свою работу в июне 1950 года словами «Мы несем хорошие и плохие новости, но они всегда соответствуют правде». Что ты аргументировал этим аргументом? — спросил Михаил Федорович, не обращая внимания на явную тавтологию.

— Я хотел сказать, что они весьма точно попали в центр наших цивилизационных ориентиров, мы за правду… Разве не так?

— Так, — произнес начальник отдела. — А далее: «…год спустя в США принимается закон “О деятельности “особых персон” из СССР и восточно-европейских стран, поддержавших послевоенную стратегию и тактику США”. Эта работа была поручена американским контрразведкам. Затем была принята поправка Трумэна № 165 о финансировании указанной деятельности в размере ста миллионов долларов в год. И в это же время создается “Американский комитет свободной России”, с сопутствующей программой “убежденных защитников демократии американского, французского и английского образца”».