Записки «черного полковника» - Сергей Трахимёнок

Виктор Сергеевич имел тогда аккредитацию представителя одного их отделений телеграфного агентства СССР и занимался сбором материалов о русской общине Монреаля. Парадоксально, что русским языком владели более ста тысяч жителей Монреаля, однако называла его родным только десятая часть.

Он часто бывал в районе Кот де Нож, где в основном проживала русскоговорящая община. Там существовало русское радиовещание, работали русские школы выходного дня. Именно там он познакомился с уникальной личностью — Героем Советского Союза Курбановичем, который в СССР считался погибшим во время операции «Багратион».

Виктор Сергеевич готовился опубликовать очерк о нем, но вмешался резидент. Он сказал, что этот материал будет иметь большой политический резонанс и обратит на себя внимание спецслужб не только к герою очерка, но и его автору.

Как ни странно, но Виктор Сергеевич абсолютно не помнил и не мог воспроизвести в памяти картинок Монреаля. А вообще Монреаль существовал в его памяти как город, который не был похож ни на один другой. И что особенно удивительно, в Монреале было бесшумное метро. А бесшумным оно было потому, что поезда там ходили на шинном ходу. Это было следствием того, что городские власти хотели сохранить старинные здания в центральной части города: вибрация от обычных поездов метро могла им навредить…

Телефонный звонок раздался поздним вечером.

— Это шестьсот первый номер? — услышал он голос «Джонатана».

— Нет, — ответил Виктор Сергеевич по-русски, — вы ошиблись.

После этого он погасил свет, немного полежал в кровати, затем поднялся, оделся, вышел в коридор и направился по лестнице на шестой этаж, где постучал в дверь шестьсот первого номера. Надо ли говорить, что пульс у него был таким же, как у пилотов стратегического бомбардировщика, которых дозаправляют топливом в полете.

В двери номера, в который он постучал, был стеклянный глазок. Тот, кто ожидал его, должен был видеть все, что делается в коридоре. И он, наверное, все видел, потому что дверь тут же открылась. Виктор Сергеевич сделал шаг внутрь, дверь за ним захлопнулась, и он попал в объятия «Джонатана».

Это мгновенно сняло напряжение, потому что не может быть предателем человек, обнимающий тебя, хотя и в нарушение неких канонов конспирации…

— Я переоценил свои силы, — сказал Виктор Сергеевич на следующий день Лиз. — Мне придется улететь, лучше мне не стало и как бы совсем не свалиться в чужой стране.

— Жаль, — сказала Лиз, — а я рассчитывала…

— Я хотел как-то отблагодарить вас за заботу и желание скрасить мой досуг экскурсиями в Голливуд, — сказал Виктор Сергеевич и протянул Лиз двести долларов.

— Сразу видно, что вы русский, — сказала на это Лиз. — Ни один американец не дал бы денег за услугу, которую он не получил. Впрочем, деньги я все равно возьму, потому что я — тоже русская, правда, живущая в Америке…

Полет обратно в Италию, а оттуда в Минск не занял много времени.

Еще из Рима Виктор Сергеевич позвонил Коле, и тот встретил его в аэропорту Минск-два.

Все остальное было делом техники. Виктор Сергеевич сказал, что «Джонатан» готов к продолжению сотрудничества, рассказал о том, как выйти с ним на связь в Штатах, и поехал к себе домой.

Как обычно понедельник начался для Корбалевича в восемь часов. Он пришел на службу, зная, что у него в запасе целый час, это время он всегда употреблял для того, чтобы подготовиться к еженедельному совещанию сотрудников своего отдела. Оно начнется в девять тридцать, а потом его ждет совещание у начальника управления, туда он пойдет в двенадцать, без сотрудников.

Обычный понедельник. Необычным он мог стать, если вдруг поступала информация о ЧП по линии его работы или начальник управления брал его с собой на послеобеденное совещание у председателя, для того чтобы разделить возможные неприятности на двоих. Разумеется, если дело касалось проколов корбалевичского отдела.

В девять сотрудница секретариата принесла почту, но он не стал ее просматривать, отложил в сторону и позвонил своему заму Гольцеву:

— Володя, — сказал он, — через пятнадцать минут совещание.

— Понято, — ответил тот.

Значило это, что через пятнадцать минут сотрудники отдела соберутся у него в кабинете, а Гольцев доложит ситуацию по тем, кого почему-то нет.

Ровно через четверть часа Гольцев заглянул в кабинет и сказал:

— Мы готовы.

— Входите, — произнес Корбалевич.

Сотрудники с достоинством, но быстро заняли свои места на стульях у стен кабинета начальника отдела, а Гольцев сел за приставной столик.

— Все на месте, — сказал он, — и без происшествий.

— Прекрасно, — произнес Корбалевич. — Начнем наше еженедельное совещание.

Озвучив это, Корбалевич подумал, что не точен, совещание могло быть еженедельным только в том случае, если не было неожиданных вводных, касающихся всего отдела. Ежели таковые появлялись, то такие совещания могли проходить и два, а то и три в неделю.

Само понятие контрразведка является полярным понятием разведке. И отсюда некая вторичность того, что называется контрразведкой. Есть разведка — некий субъект, который пытается проникнуть на твою территорию, чтобы решить в пользу своего государства некие задачи, а контрразведка препятствует ему сделать это.

Препятствовать можно по-разному. Выстроить забор, через который трудно перелезть, спрятать секреты так, чтобы их не было видно. Но все это верхний слой работы по противодействию разведке. Контрразведка может использовать перечисленные средства, но эффективность ее будет выше, если она начнем работать методами разведки. И сеть, которую она раскинет, будет невидимой для разведки, и ямы-ловушки так же будут замаскированы.

Это, безусловно, даст эффект. Но самый высокий уровень контрразведки — это проникновение в штабы разведок-визави. Или хотя бы в их ближайшее окружение. Там всякая информация, всякое слово имеет ценность для контрразведки невероятную. Правда, и в штабах-визави это понимают и время от времени организовывают дезы[12]для источников контрразведки. Но тут, как говорится, кто переиграет.

В частности, практичные американцы подсчитали, что обучение военного летчика в начале семидесятых годов стоило полтора миллиона долларов. Чтобы подготовить две сотни летчиков, нужно было триста миллионов долларов, но после этого летчики должны приобрести хотя бы навыки реальных воздушных боев, что вообще никакими суммами не измеряется.

Те же практичные умы решили, что, затратив половину этой суммы на подготовку и проведение операции по вызволению из вьетнамского плена тех же двухсот американских летчиков, можно существенно сэкономить.

И разведка начала сверхсекретную операцию по освобождению летчиков, попавших в плен к северовьетнамцам.