Женщина с бумажными цветами - Донато Карризи
Шрифт:
Интервал:
– Какое имя?
– То, что он выбрал, чтобы назвать безымянную гору, если, конечно, ее найдет.
– И что за имя?
– Исабель, – сказал Якоб Руман.
Пленный кивнул:
– Особенность ситуации заключалась в том, что для Гузмана главным было не найти саму гору, которой следовало дать имя, а найти правильное имя для этой горы.
– И Исабель уехала в Америку?
– Отплыла на корабле из Гавра тридцать первого декабря тысяча девятьсот одиннадцатого года.
– А четыре месяца спустя, чтобы ее догнать, Дави сел на «Титаник»?
Пленный коротко ответил:
– Да.
Некоторое время оба молчали, ибо мысли обоих в выражении не нуждались.
Молчание нарушил Якоб Руман:
– Вы с самого начала все точно рассчитали. Вчера было четырнадцатое апреля, сегодня пятнадцатое, нынче ночью четвертая годовщина кораблекрушения. Эту историю вы мне рассказали только потому, что я вам сообщил про свой день рождения. Иначе вы и мне ничего бы не сказали.
– Совпадение мне показалось весьма заманчивым. А вы не находите?
– И вы выбрали именно это место, именно Монте-Фумо, Дым-гору, чтобы прийти сюда и умереть… Все одно к одному, как в любой истории, выверенной до совершенства.
– Совершенных историй не существует, особенно во время войны. Тут уж не до выбора, – спокойно сказал пленный.
Он подался вперед, чтобы Якоб Руман мог разглядеть его лицо.
– Я собрал себе в коллекцию столько жизней, сколько вы и представить себе не сможете. А теперь могу потерять свою собственную, сделав такой выбор… Умереть посреди смерти… Нельзя упустить случай и не воспользоваться такой иронией судьбы.
– Значит, решено, и вы дадите себя расстрелять.
Якоб Руман не спрашивал, он утверждал и был при этом разочарован и разозлен.
– Тогда для чего вы рассказали мне эту историю?
– Я последний из аэдов! – с иронией отозвался пленный, подняв палец к небу.
– Однако вы мне пока не сказали, каким образом познакомились с Гузманом.
Этим намеком он немного разрядил обстановку.
Пленный усмехнулся, но выдержал взгляд доктора и полез в карман.
– Тут понадобится долгий табачок.
И он вытащил сигару, которую явно держал про запас.
– Нет, это не та, что досталась от Рабеса, она ведь не обернута в серебряную бумагу, – весело заметил он. – Но здесь, наверху, какая разница?
Он разломил сигару и протянул половину Якобу Руману.
Доктор заколебался.
Итальянец вдруг посерьезнел:
– Доктор, вы единственный друг, который у меня остался. Прошу вас, не отказывайтесь.
Доктор принял сигару, и пленный точными, изящными и поэтичными жестами изготовился закурить. Он облизал губы, элегантно сложил пальцы вокруг сигары и чиркнул о скалу последней спичкой. Прикрывая огонек ладонью, он поднес спичку к кончику сигары и сладострастно затянулся. Потом передал горящую спичку Руману:
– В древности люди в знак дружбы обменивались огнем.
Доктор последовательно повторил все его движения. Война в этот момент отошла куда-то далеко-далеко. И двое людей, которым полагалось быть врагами, словно бы знали друг друга целую вечность.
– Так что вы от меня хотите? Я понял, что с самого начала у вас был свой план…
Они добрались до сути вопроса. И Якоб Руман был наконец призван прочертить свою линию в этом рисунке судьбы.
– Вы готовы стать новым главным героем истории? – спросил итальянец, показав врачу какой-то конверт, что лежал у него во внутреннем кармане куртки.
Письмо.
– Это для Исабель?
– Вы ей передадите, правда? Иначе все эти месяцы ярости, вся моя жизнь и, может, даже моя смерть утратят смысл.
Якоб Руман взял конверт из рук итальянца и внимательно его оглядел. Бумага пожелтела, – наверное, письмо написали очень давно.
– Если останусь жив, поеду в Америку и разыщу Исабель. Даю вам слово.
– Я не подписал письмо, и искать мое имя на конверте тоже бесполезно.
– Вы не верите обещаниям и не скажете мне ваше имя…
Пленный улыбнулся:
– Вы и так его знаете, доктор.
Полог, закрывавший вход в пещеру, распахнулся. Это пришли за пленным. Сержант взглянул на Якоба Румана, чтобы узнать ответ. Но доктор отрицательно покачал головой и потупился.
– Табачок закончился, – сказал пленный и встал на ноги. – Пора идти.
Якоб Руман взял черную записную книжку и отыскал между страниц бумажную орхидею. Потом скрепкой приколол ее к куртке пленного:
– Это вам вместо ордена.
Итальянец протянул ему руку. Несколько секунд короткого рукопожатия они смотрели друг другу в глаза. Прошла всего одна ночь, но им она показалась целой жизнью.
– Прощайте, доктор.
– Прощайте, Дави.
Шестого мая 1937 года весь Нью-Йорк стоял, задрав голову. Был четверг, и все ожидали обещанный к вечеру пролет огромного дирижабля[12].
Якоб Руман был единственный, кто смотрел вниз, на адрес на конверте, который держал в руке. «Гинденбург» вылетел из Франкфурта шестьдесят два часа назад, а он неделю добирался сюда на корабле и уже пять дней как находился в городе.
Он попросил таксиста высадить его за пару кварталов от нужного места: ему хотелось пройтись пешком. В его распоряжении был двадцать один год, чтобы все обдумать, но теперь он чувствовал, что все-таки должен собраться с мыслями. Было всего половина девятого утра, но уже стояла жара. Он снял пиджак и шляпу, провел рукой по белокурым, быстро седеющим волосам и зашагал по Мэдисон-авеню.
Сюда он прибыл в конце долгого путешествия, в том числе и путешествия во времени. Что толкало его? На самом деле он и сам не знал, правда или вымысел та история, что рассказал ему Дави, приписав ее Гузману. Мадам Ли, Дардамель, Рабес, Эва Мольнар, да и сам Гузман, может, и вовсе никогда не существовали, и вряд ли Якобу Руману когда-нибудь удастся выяснить, были они или нет. Точно так же, как поющие горы в Китае, мыльный дождь в Марселе или кощунственное танго в испанском посольстве под оркестр, исчезнувший в никуда.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!