Мефодий Буслаев. Светлые крылья для темного стража - Дмитрий Емец

– Жаль, у меня не было фотоаппарата! Видел бы ты своюрожу! Перетрусил? Ну признайся! – заявил он.

Эдя в ответ сердито щелкнул на него зажигалкой.

Он вспомнил, что одно время они с Грошиковым были если недрузьями, то хорошими приятелями. Однажды Грошиков впутался в неприятнуюисторию с невозвращенным долгом и, скрываясь, две недели прожил у Эди, надоедаяему и Зозо рассказами о своих бесконечных победах на амурном фронте. Вдобавокон имел привычку по утрам сбрызгивать дезодорантом носки, уверяя, что этоделает его неотразимым для женщин.

Про всех женщин судить сложно, но Зозо от Грошиковабуквально тошнило. А когда Эдя в свойственной ему откровенной манерепоинтересовался у сестры, не влюбилась ли она, Зозо его чуть не убила. «Отненависти до любви – один шаг. Но от тошноты до любви – сто лет набегемоте», – сказала она.

Когда им в конце концов удалось избавиться от Грошикова, и Эдя,и Зозо были несказанно счастливы. После того случая Грошиков надолго пропал ипоявился только сейчас.

Эдю удивило, как резко изменился его приятель. Лицо обрюзглои похудело. Возле рта по краям губ обозначились обвисшие мешочки. А ведь преждекрасавчик был конфетный. Эдакий пастушок Вася с ромашкой и дудочкой. Кстати,звали Грошикова именно так – Вася. Только теперь от Васи и дудочки не осталось.

– Чем занимаешься? Все официантишь? –снисходительно поинтересовался он у Эди.

– Ага!

Грошиков невнимательно кивнул. Заметно было, что встретил онЭдю случайно и шутку с зажигалкой выкинул тоже случайно, зато теперь егосверлит некая мысль. От этой мысли он едва ли не облизывался.

– А жизнью как, доволен? – спросил он, быстровзглянув на Эдю.

– Все в шоколаде! – сказал Хаврон, не любившийжаловаться.

Грошикова ответ не удовлетворил.

– Что, все в шоколаде? И зарплата? И карьера? Лучше небывает?

– Карьера прямо закачаешься. Кабинет внебоскребе, – серьезно подтвердил Хаврон, оглянувшись на бомбоубежище.

– А женщины?

– Вообще блеск! Влюбляются все поголовно, особеннокогда узнают, что старый холостяк. Слишком назойливых приходится травитьдустом. Три пшика в чай – и ночные телефонные звонки прекращаются, –заверил Эдя.

Грошиков с сомнением моргнул.

– Что, и пузо не мешает? – спросил он.

– Где ты видел пузо? Просто слишком много пивныхуглеводов поспешило разом превратиться в мышцы брюшного пресса, – обиделсяХаврон.

Грошиков поморщился.

– Слушай, я серьезно… Шуточки шуточками, но доволен тыжизнью или не доволен?

– Ну не особо. И дальше что? – огрызнулся Эдя, нелюбивший, когда его прижимают к стене.

– Значит, не доволен?

Получив требуемый ответ, Грошиков просиял, и улыбка насекунду превратила его в прежнего пастушка.

– Это хорошо, что ты все осознаешь! Осознать, что ты втупике, что дальнейшего роста нет, – это первый важный шаг. Второй шаг –захотеть все изменить. Ну а третий шаг – изменить. Ты ведь хочешь все изменить?

Эдя осторожно пробормотал, что хочет. Грошиков дажеподпрыгнул от энтузиазма.

– Слушай, брат! Тогда если хочешь, могупорекомендовать. Есть у меня отличный мужик! – сказал он.

– Зачем мне твой мужик? – не понял Эдя.

Грошиков оглянулся и понизил голос:

– В том-то и дело, брат, что это не просто мужик. Гуру.Он здесь недавно. Раньше он был… ну в общем, где-то там у них. Тибет.Тянь-Шань. Гималаи. Я, признаться, не вдавался.

Эдя посмотрел на Грошикова с сочувствием.

– Он что, так и представляется? Мол, «приятнопознакомиться: гуру»? – поинтересовался он.

– Ну не всем, конечно, представляется, а некоторым,самым верным. А так у него и по паспорту имя какое-то есть – что ж ты хочешь,он же в теле! А тело, он сам говорит, вроде мешка. Уж коли влез в него, то иживи по правилам – жри, пей, размножайся и так далее. Типа если уж сидишь в тракторе– так дави всех гусеницами. Ехать-то надо!

– Ничего себе логика!

– Да это я так, своими словами!.. Только тсс-с! Никомуни слова! Я тебе как близкому и верному другу! Он здесь инкогнито! Просил, еслии говорить о нем, то только верным людям. Он для того и на землю пришел! –горячо шептал Грошиков.

– Для чего для того? – спросил Эдя.

Вопрос изумил Грошикова до крайности.

– Как для чего? Ну ты, брат, даешь! Сам соображай,зачем! Чтобы нести знание!

– Секта, что ли? – спросил Эдя, имевший простые,но прочные взгляды на мир.

Грошиков всерьез оскорбился:

– Зачем секта? Школа взаимного духовного роста.Понимаешь, взаимного! У всех, кто к нему ходит, сразу переть начинает! Как надрожжах! Рост, карьера, деньги! Он глаза открывает, понимаешь? Слепые мы были,тыкались как котята, а теперь глаза во всю ширь!

– Как же он глаза открывает? – спросил Эдянедоверчиво.

– Да ты сам скоро поймешь! Такой человек зашкаливающий!С виду невзрачный, дряхленький, но в сердце у тебя как в книге читает! Но исуровый, конечно, чуть что не по нему – берегись. Привел я к нему на прием однусвою приятельницу, а она стала прикалываться. То да се, мол, сын у меня пропал,уж не знаю, что и думать. А мужик на нее посмотрел внимательно и говорит: «Сынау тебя никакого нет да и не будет уже. А вот зайди-ка ты к онкологу!» Онаперепугалась и бегом к онкологу.

– И что нашли?

– Да нет, не нашли пока. Ты же знаешь врачей: поканичего не видно, но продолжайте сдавать анализы. А точный диагноз тольковскрытие покажет.

Грошиков затрясся от смеха. Смех у него был неприятный:точно трясли копилкой, внутри которой бренчала мелочь. Эдя поежился.

– И где живет твой гуру?

– Ага, проняло тебя! – торжествующе воскликнулГрошиков. – И меня в первую встречу тоже проняло! Я-то ехал к нему хохмыради, а он как взглянул на меня – тут я понял: все, попал! Только учти – он невсех принимает… Человек не должен быть ему духовно чужд, иначе он не сможетничем помочь. Прежде чем увидеть тебя лично, он захочет увидеть три твоих капликрови!

– Это еще зачем?

Грошиков затруднился объяснить.