Шерлок Холмс в Тибете - Джамьянг Норбу

Меня бросало в дрожь от одной мысли о том, что в один прекрасный день мне придется возвращать дом вместе со всей обстановкой краснолицему освалу – агенту по найму, – ведь он не преминет взыскать с меня не только за этот стол, но и за глубокую трещину в каминной полке тикового дерева, к которой мистер Холмс пригвождал неотвеченные письма тибетским ритуальным кинжалом, купленным на базаре у торговца древностями. На той же полке валялись в вечном беспорядке многочисленные трубки, кисеты, шприцы, перочинные ножи, револьверные патроны и прочий мусор.

Но и это бы еще ничего. Однако как-то раз в мою квартиру буквально ворвался нанятый мною для мистера Холмса простодушный слуга-пахари и заголосил, что в доме стрельба и смертоубийство. Сердце мое отчаянно заколотилось, и я со всех ног помчался в коттедж, но лишь для того, чтобы увидеть, что мистер Холмс, целый и невредимый, сидит развалясь в кресле посреди комнаты, а вокруг него клубится пороховой дым. Возле кресла валялись револьвер и патронташ, а на противоположной стене, к моему ужасу, красовался мистический символ ОМ, выведенный при помощи пуль.

Единственной страстью Шерлока Холмса, которая не вызывала у меня возражений, была его неуемная библиофилия. Я и сам, признаться, ею грешил, однако по причинам сугубо материальным никогда она не заходила у меня так далеко, как у него. Он покупал книги не поштучно, а огромными кипами и внушительными связками, которые были разбросаны как попало по всему дому, доводя слугу-пахари только что не до слез. Любая прогулка, на которую мы отправлялись с мистером Холмсом, неизменно завершалась среди книг либо в лавке Уилера, либо в книжном магазине Хиггинботама.

Однако особое пристрастие Холмс питал к антикварной книжной лавке, которой владел мистер Ларган. Груды странных и редких книг, документов, карт и гравюр, покрытых толстым слоем серой пыли, заполняли пространство между не менее странными и разнообразными товарами. Ожерелья из бирюзы и украшения из нефрита, слуховые трубки из человеческой бедренной кости и серебряные молитвенные мельницы из Тибета, золоченые статуэтки Будды и бодхисатв, дьявольские маски и японские доспехи, связки копий, кханд и катаров, персидские кувшины для воды и тусклые медные курильницы, потемневшие серебряные пояса, спутанные, словно кожаные ремни, головные шпильки из слоновой кости и халцедона и тысячи других редкостей были спрятаны в ящики, сложены в кучи или просто разбросаны по комнате, так что свободное пространство оставалось только вокруг колченогого, заменявшего прилавок стола, за которым работал Ларган[45].

Понятное дело, он тоже числился по нашему ведомству и преуспел в обучении картографов, которых готовил к великим путешествиям в неведомое. Он был способен к языкам, коих знал великое множество. Ларган бегло говорил на английском, хинди, фарси, арабском, китайском, французском и русском языках. У нас были и общие интересы, к которым относились редкие верования и местные обычаи, но, должен признаться, в его обществе я чувствовал себя неуютно. Он владел приводившим меня в замешательство умением как бы по собственной воле расширять зрачки, а после сужать их до размеров булавочного острия. Помимо этого он обладал странными магнетическими способностями, и мне не раз доводилось наблюдать, как он воздействует с их помощью на людей. Поговаривали даже, что он занимается джаду, иначе говоря, колдовством! Вне сомнения, Ларган был самой загадочной фигурой из всех когда-либо завербованных индийской разведкой. О своем происхождении он рассказывал весьма расплывчато, утверждая, что в его жилах течет венгерская, французская и персидская кровь, но то и дело заменяя одну из них на другую в зависимости от настроения. Истинная биография Ларгана была известна только полковнику Крейтону, а полковник до того не любил распускать язык, что, видимо, собирался унести тайну Ларгана с собой в могилу.

Ларгану нравилось общество мистера Холмса, хотя я и не раскрыл ему, кем на самом деле был норвежский исследователь. В перерывах между долгими беседами о природе, метафизике и превратностях книготорговли в Шимле он угощал нас мелким ореховым печеньем и китайским зеленым чаем в чашечках из изысканного тонкого фарфора.

Как-то вечером, когда мы возвращались из лавки Ларгана в коттедж «Раннимид», Шерлок Холмс вдруг обратился ко мне:

– Ларган утверждает, что вы говорите по-тибетски.

– О, у меня очень скромные познания в этой области.

– Скромные? – сухо спросил Холмс. – Но ведь вы же автор наиболее авторитетной работы по тибетской грамматике и составитель первого тибетско-английского словаря.

– Отнюдь не первого, мистер Холмс. Никак нет. Первый тибетско-английский словарь составил мой покойный гуру, великий венгерский востоковед Александр Чома де Кереши. Более того, именно он заложил основы всех современных исследований тибетского языка и цивилизации.

– А почему вы тоже решили заняться изысканиями в этой области?

– Что ж, сэр, это долгая история, но я буду краток. В тысяча восемьсот шестьдесят втором году я получил степень магистра искусств в Калькуттском университете. Я был тогда молод, мне было всего двадцать четыре. Благодаря знакомству с сэром Альфредом Крофтом, начальником Управления народного образования Бенгалии, который был моим добрым другом и наставником, я получил должность директора школы-интерната Бхутья в Дарджилинге. Именно на этом замечательном курорте на границе с Сиккимом я и познакомился с Чомой де Кереши.

Это был замечательный человек и великий ученый – воистину один из величайших среди известных мне людей науки. Молодым человеком он покинул Венгрию и обосновался в этом гималайском городке, чтобы узнать о Тибете как можно больше. Он считал, что жители Венгрии – мадьяры – много веков назад переселились в Венгрию из Тибета. Поэтому его зачаровывало все, что только касалось этой необычайной страны. Когда я познакомился с ним, он был уже глубоким стариком, и, к огромному моему сожалению, мне не удалось вобрать в себя все, чем мог поделиться этот источник мудрости, поскольку год спустя он ушел из жизни. Тем не менее он разжег во мне огромный интерес к Тибету.

Видите ли, сэр, пристальное изучение тибетского языка и священных текстов привело де Кереши к выводу, что Тибет – последняя связующая нить между нами и цивилизациями далекого прошлого. Таинственные культы Египта, Месопотамии, Греции, инков и майя сгинули вместе с разрушением этих цивилизаций, и нам не дано больше ничего о них узнать. Напротив, Тибет, будучи естественным образом изолированным и недоступным для простых смертных, не только сохранил мудрость далекого прошлого, но и продолжает поддерживать его традиции, воплощенные в знаниях о скрытых силах человеческой души, в высочайших достижениях индийских святых и мудрецов и в их эзотерических учениях.

Я принялся усердно учить тибетский язык и установил дружеские отношения с раджой Сиккима (он по происхождению чистокровный тибетец) и многими высокопоставленными ламами этой страны, что дало мне возможность не только освоить язык, но и научиться читать и понимать древние книги. Со временем о моих знаниях в этой сокровенной области проведали власти, которые решили, что я сослужу лучшую службу индийскому правительству, если оставлю сферу народного образования и вольюсь в иное ведомство, где мои способности будут использоваться… как бы это сказать… более масштабно. Вот так, мистер Холмс, я и оказался здесь, в вашем распоряжении.