Билет: «Земля – Нордейл» - Вероника Мелан

– Да.

И повисшее в воздухе слово, смыслом похожее на «дерьмо».

Дерьмо, потому что «ты понимаешь, как мало шансов у тебя с ней на успех? Понимаешь, что методы адаптации не выведены? Что тебе, скорее всего, придется от нее отказаться?»

Отказываться Рид не хотел.

– У вас…

Он должен был использовать этот аргумент; Джон перебил недослушав.

– У меня Яна, да. С Земли. Только ты пойми, она – один случай на миллиард со сбитым молнией фоном. Невозможно повторить. Бернарда у Дрейка? – Сиблинг смотрел тяжело. – Знаешь, что ему пришлось сделать, чтобы она смогла его касаться?

Тема была интересна Риду, как ни одна другая. Вся информация по ней была закрыта.

Заместитель отвернулся к окну, сложил руки на груди; в ярком утреннем свете экраны казались блеклыми. Хотя то была иллюзия – их яркость варьировалась мысленными командами по желанию.

– Ее разорвало на куски на Уровне F. В прямом смысле. Взрывом.

По позвоночнику Риду протекла неприятная волна – они все помнили времена, когда после уничтожения F, Уровни вздрагивали от судорог. Дрейк тогда был на грани решения уничтожить все, что создал.

– Он собрал ее по частям на атомарном уровне, смешал с собой, а место, куда он ходил для того, чтобы вернуть ее душу, даже называть не стану, не смогу. Ты этого хочешь для нее? Для «своей» потенциальной девушки?

Рид слышал, понимал, но не желал что-либо воспринимать по отношению к себе. Наверное, Джон был прав, рационален, лаконичен, но Герхер-Вард оставался сознательно глух. Он желал непостижимыми и обходными путями продолжать верить.

– Адаптация…

Ему опять не дали сказать ни слова.

– Адаптация? – Теперь Джон смотрел, упершись обоими кулаками в стол, смотрел, как мул. – Помнишь лерронов?

Лерронов Рид помнил. Существа небольшого размера, похожие на смесь варана и человека – глаза выпуклые, вертящиеся, а рты совсем как у людей, хоть и не говорящие. Мутанты одного из миров, которых в лаборатории использовали для апробации той самой адаптации к фону Комиссионеров. Использовали неудачно. Герхер-Вард как-то спустился на нижний этаж, чтобы передать документы, и надолго запомнил лежащих за стеклом существ, чья кожа стала бледно-прозрачной, проявив на висках сеть из вен. Запомнил кровавую пену у их ртов – бордовые пузыри, – застывшую радужку глаз.

– Хочешь провести этот эксперимент с Ингой?

Рид почувствовал, что его только что ударили. Что невидимый кулак Джона проник сквозь триста защитных слоев брони и вписался в самое сердце, оставив чувствительный подтек.

Видеть Ингу в кровавых пузырях он не хотел. Только не на ее виске эта сетка из синюшных вен… Но надежду выпускать из рук все равно, что обрывать кожу с ладоней наждачкой.

И нет слов. Упрямство осталось, решимость тоже, но сотряс основание хук Джона – болезненно, неприятно.

Нет, Варду не говорили «ты наказан, отстранен», не выговаривали и не приговаривали, но он все равно чувствовал себя, как человек, теряющий под ногами почву.

– Я могу идти?

Время все расставит на свои места. Даже если оставит им с Ингой на двоих одну чашку кофе. Или чуть больше.

Сиблинг не останавливал и не перекрывал выход, но качал головой:

– Я не прошу тебя… ее забыть. Для нас это… сложно. Но скажи мне, сколько раз ты ее видел?

Ответ, как контрольный выстрел самому себе в висок.

– Один.

– Один… И ты уверен, что ты для нее не блажь?

Второй удар, прошедший броню насквозь.

Ответить нечего.

– Ты ведь понимаешь, стресс-ситуация, ты для нее был и палачом, и возможным спасителем, хольст-синдром…

Синдром, когда жертва видит в палаче бога.

Джон умел бить. И удары он наносил точечные, ощутимые. Но Вард лишь плотнее сжимал губы, наверное, они уже превратились в полосу.

– Иди, конечно. Только ответь себе на вопрос, сколько боли ты готов ей причинить опытами. Готов ли умертвить ее ради возможного счастья, когда шанс на благополучный исход и на то, что она после экспериментов останется жива, очень… мал?

Сказав «мал», Сиблинг был очень щедр. Как барин, отмеривший килограмм конфет вместо одной ириски, но Герхер-Вард смысл уловил.

Уходил он с каменным лицом и нутром.

У него не забрали экран, его не отстранили от работы и не запретили доступ в отдел. Все остальное – время.

Шагая по коридору, он давно не чувствовал себя так, как теперь. Логику любого из людей он давно послал бы на хрен, но логику Сиблинга не мог. Стереть бы ячейку, куда вписались его слова про «хольст-синдром», про стресс, про…

– Мистер Герхер-Вард?

Только не она.

Менее всего он сейчас хотел видеть перед глазами пример того, что, возможно, никогда не сможет иметь сам – женщину. И вот она, как специально, чтобы показать ему, как много можно потерять – вторая половина Дрейка. Бернарда. Цветущая, красивая, довольная жизнью, здесь, в Реакторе, куда Инга, возможно, никогда не ступит.

Он остановился из уважения и субординации, хотя желал просто идти далеко, как можно дальше отсюда.

– Да?

– Вы сейчас, случайно, не на парковку?

Она смотрела проницательно. И не могла не заметить того, что он только что из кабинета Начальства.

На парковку? Ему, наверное, в отдел, только работать сегодня будет сложно, он, увы, не сможет сосредоточиться. Скорее, домой, опять ставить тонкие тела на восстановление контрольных значений (удары Джона быстро не пройдут).

– Я…

Он сам не знал, куда ему нужно, ощущал себя, как робот, из-под которого только что выбили плавучую платформу.

– Может, подвезете меня в западный район? Если вам по пути?

Он должен выдохнуть, подумать. Должен собрать собственную логику воедино, дать себе понять, что не все потеряно, должен вернуться к рациональности. И да, наверное, она права – ему лучше проехаться, стены Реактора сейчас не в радость.

– Хорошо, – ответил коротко, и она зашагала с ним рядом.

Он потерялся в собственных мыслях уже в машине, не заметил даже, что не завел мотор. Что сидит, смотрит в мокрое от дождевых капель окно. Забыл про пассажирку, про то, что должен куда-то ехать. Кажется, Сиблинг случайно задел в его голове пару «проводов»…

Очнулся, когда кто-то тихо позвал:

– Мистер Герхер-Вард?

– Рид, – поправил автоматически. Даже если у него ничего не получится с личным счастьем, Бернарда ни при чем.

– Рид… – Снаружи капало, снаружи было свежо, а ему душно. – Можно спросить вас о личном?