Рекрут - Алексей Рудаков

– Командир? – Теперь в эфире появляется голос Гарри: – Посмотрите! Транспорта – они… Сдаются?!

Поворачиваю голову направо, туда, куда ушли торпеды.

Хм…

В черноте пустоты зажигаются и горят яркие зелёные точки. У нас, людей, так принято сигналить о сдаче, прося Зелёного Бога о милости и отдаваясь на его волю. Но так – выпуская зелёные ракеты, сдаются люди. А жабы-то тут при чём?!

– Говорит адмирал Хамар! – Властный голос главкома перекрывает все остальные звуки: – Пилоты! Люди! Дети мои! То, что вы видите – уловка смертельно раненого врага! Приказываю! Добить зверя! Никакой жалости к чужакам, терзающим ваших матерей и сестёр! Вперёд! Всем силам – в бой!

Он замолкает, но уже через считанные секунды на меня обрушивается шквал вопросов от моих подопечных.

– Здесь Нож, Поп! Что делаем?

– Командир? Это Виго, можно в атаку?

– Говорит Сом. Командир – я полностью исправен – разрешите атаковать?

Ответить я не успеваю – на нашей частоте появляется Кальтус, разом снимая все вопросы:

– Поп, здесь полётный контроль.

– Слушаю, Кальтус, – отвечаю, выравнивая корабль на курсе, ведущим к Длани.

– Приказываю атаковать транспорта, невзирая на сигналы сдачи. Курс на транспорта, Поп. Как поняли?

– Понял вас хорошо, контроль. Возвращаюсь.

– Отставить! Курс на транспорта! Приказ – уничтожение всех целей. Поп – как поняли? Приказ – уничтожение всех целей!

– Имею множественные повреждения, – произнося эту фразу, быстро тычу пальцем по кнопкам, отправляя Кальтусу отчёт о состоянии машины.

– Принято, Поп, – в голосе капдва звучит уважение: – Дотянешь?

– Постараюсь. Сеть натяните, у меня, похоже, и лапы того.

– Есть сеть. Принято. Поп – добро на возвращение. Звену – выполнение приказа. Конец связи.

– Ну – конец, так конец, – шепчу я в пустоту и вызываю мальчишек:

– Звено! Приказываю! Старший – Сом. Выдвигайтесь к транспортам. Задача – уничтожение всех целей. На сигналы о сдаче – внимания не обращать. И это, парни. Берегите себя, – сказать им, что воскрешения не будет у меня не хватает духу.

– Есть командир! Размолотим в пыль! Звено! Делай как я! – Голос Клемента звенит от восторга:

– Гриб! Нож! Полная тяга! Вперёд, мужики! Намолотим жаб!

* * *

На шасси я наговаривал зря – сработали штатно. Ну а что носовое колесо заклинило, так это же ерунда, верно же? Ну, подумаешь, что оставил на палубе жирный след, точно, как Гарри, в тот самый, первый наш совместный вылет.

Но сейчас ситуация была совсем иной и техник, подскочивший ко мне, едва я выбрался из кабины, обнял меня и расцеловал, не обращая внимания на моё вялое сопротивление.

– Вернулся! Ну, Поп, герой!

– Да какой, нафиг герой, – выбравшись из его объятий, качаю головой: – Машину жалко. Почините?

– А пойдём, посмотрим, – шагнул он в сторону, и я успел прочитать имя на белой бирке, украшавшей серую ткань комбеза над сердцем: – "мл. т. Свенизор".

* * *

Снаружи, мой Корсар, выглядел просто ужасно. Единственным, что оставалось неповреждённым, был носовой обтекатель, скрывавший под собой радар – единственный модуль, не рапортовавший бортовому копу о проблемах. А вот всё остальное было в хлам. Броня, если это решето можно было так назвать, зияла дырами, сквозь которые был виден силовой набор штурмовика. Некоторые, особо удачные попадания, уходили вглубь корпуса и там, вывернутые, похожие на обломанные кости части шпангоута, заставляли меня дивиться той живучести, что была заложена конструкторами в эту машину. Кое-где, там, где Корсару, повезло принять скользящий удар, его шкура была просто опалена, вздуваясь неопрятными пузырями, в других местах, тело моей машины было вскрыто, выставляя на всеобщее обозрение длинные шрамы, словно некий гигант, вооружённый консервным ножом, пытался вскрыть корпус, спеша добраться до главного приза – моей нежной и так легко ранимой, плоти.

– Однако, – Свенизор, присев на корточки, заглянул под брюхо и подманил меня к себе рукой: – А вы, пилот, везунчик, – показал он на несколько свисавших там кабелей, что покачивались, шипя и рассыпая искры: – Ещё б немного, – покачал он головой: – Самую малость, и всё – тут, то есть отсюда, до главной шины считай ничего. А её перебьют – всё. Гроб.

– Починить сможешь? – Поднимаюсь на ноги и поспешно отвожу взгляд от короткого крыла, по центру которого зияет огромная дыра. М-да… Странно, что ещё держится, как по мне, то при посадке оно точно должно было отвалиться.

– Чинить? Это? – Хмыкает Свенизор: – Проще новый взять. С хранения. У нас, – он на миг задумывается, а после решительно кивает:

– У нас ещё шесть Корсаров есть.

– Нет, дорогой, – повернувшись к корпусу, стираю копоть, попавшую на нарисованную мной эмблему: – Нет. Мне эта птичка нужна. Понимаешь, – расстегнув скафандр, лезу за пазуху, нашаривая во внутреннем кармане пачку сигарет:

– Суеверный я. Эта птичка, – киваю на корабль: – Меня сегодня вытащила. Не подвела, понимаешь? Хорошая она, только приболела малость. Почини – заслужила она того.

– Как скажете, пилот, – кивает Свенизор, не сводя взгляда с наград, блестящих у меня на груди: – Ааа… Извините, вопрос можно?

– Валяй, – закуриваю, выпуская струйку дыма к полу: – Да не тяни ты, спрашивай.

– А это, – он кивает на награды: – Вы зачем надели?

– Ну, парень, как бы тебе это сказать… – тяну я, разжигая в нём интерес: – Это я по спецзаданию надел. Секретному.

– Секретному? – Округляет он глаза, но я не спешу подсекать.

– Точно. Сверху, – киваю на потолок: – Получил. Лично. Если обещаешь молчать – скажу.

– Буду! Никому не скажу! Честное слово.

Вижу за его спиной его старших товарищей, на лицах которых играют понимающие улыбки и, придав голосу заговорщицкий оттенок, продолжаю.

– Вот смотри. Видишь, в каком состоянии я, ветеран, прибыл?

Он молча кивает.

– Так это я специально подставлялся. Чтобы жабы, когда меня в следующий раз встретят, в плен захватить старались. Я ж их сегодня ого-го как разозлил – всей толпой за одним мной гонялись.

– Да ну?!

– А ты запись боя глянь, сам увидишь. Так вот. Птичку, вот эту, – глажу бок машины: Они запомнили – я постарался. Так что теперь будут за мной охотиться. Схватят – и к себе, в болото своё, потащат. Эх! – Печально вздохнув, продолжаю скорбным голосом: – И не увидеть мне больше, ни солнышка ласкового, ни неба синего. Но я к тому готов! Вот начнут они меня пытать – Главную Тайну Человечества выведывая, так я молчать буду! Они осерчают, ещё страшнее пытки придумают, но всё одно ничего-то я им не скажу!