Первая мировая в 211 эпизодах - Петер Энглунд

Бочарская поступила в одно из отделений Красного Креста. Форма сестры милосердия казалась ей шикарной. Но она почти ничего не умела. Однажды ей поручили помыть пол в операционной, и она совершенно растерялась, потому что в жизни не мыла полов. В основном она и другие медсестры проводили время в бездействии, — состояние долгого ожидания усиливало настроения апатии. Пока четырнадцать дней назад не началось немецкое наступление.

Тогда впервые в жизни она пережила ураганный огонь, правда, издалека: взрывы сливались друг с другом, стоял непрерывный рокочущий гул, трясся пол, звенели оконные стекла, и ночное небо прорезали вспышки трассирующих снарядов. Последовала еще неделя ожидания у этой глухой акустической кулисы, и наступил холодный полдень, когда ее и еще нескольких других сестер отправили в Герардово. Навстречу им по дороге тянулись нескончаемые колонны саней, везущих раненых. Кто-то лежал на соломе, кто-то на пестрых подушках — трофеях войны. Кучера брели рядом с санями; они подпрыгивали и притопывали, чтобы хоть как-то согреться в январскую стужу. Наконец медсестры прибыли к зданию большой фабрики. Двор был забит санями и повозками. Санитарная машина, в которой они ехали, вынуждена была остановиться у ворот.

Одержав победу над русскими армиями, вторгшимися в Восточную Пруссию, германское командование предпринимало попытки пробиться на юг, к Варшаве и в долины Вислы. Эти попытки не всегда оказывались успешными, несмотря на то что впервые в мировой истории уже были применены отравляющие газы[70]. Последнее наступление немцев было быстро остановлено, но русская сторона, не удовлетворившись достигнутым, предприняла серию провальных контрнаступлений.

Потери русских были столь колоссальными, что их медслужба просто захлебнулась. Возле здания фабрики лежали носилки с ранеными, для которых не нашлось места внутри и которые умирали ночью от переохлаждения. В самом здании раненые лежали повсюду, даже на лестничных клетках и между станками, либо на носилках, либо на разодранных тюках с хлопком. Малочисленный медперсонал просто не успевал выносить умерших от ранений. Легкий запах гниения донесся до Бочарской, когда она вошла внутрь. Девушка едва не потеряла сознание. Вокруг было темно. По полу растекалась кровь. Со всех сторон ее звали умоляющие голоса. Чьи-то руки тянули ее за подол. Большинство раненых были молоды, напуганы, ошеломлены; они плакали, им было холодно, они звали ее “матушкой”, хотя она была одного возраста с ними. Некоторые из них лежали в бреду. В больших залах вспыхивал свет от карманных фонарей, “похожий на блуждающий взгляд”.

Так продолжалось день за днем.

По отрывочным рассказам раненых ей удалось восстановить суровую картину случившегося. Один говорил: “Сестра, у меня до сих пор стоит перед глазами поле боя. Никакой защиты, ни единого деревца; мы были вынуждены пересечь это открытое, ровное место, и там было невесть сколько немецких пулеметов”. Другой: “Моих солдат посылали прямо на это открытое место, без штыков — о чем они думали?” Третий: “Каждый день окопы пополнялись новыми солдатами, и каждый день, к вечеру, от них оставалась лишь горстка”. Четвертый: “Мы не умеем применять гранаты, как делают немцы; мы умеем только гробить людей”. Самые тяжелые бои велись вокруг большого винно-водочного завода, и его внутренний двор был забит трупами лошадей, попавших под огонь.

Автомобиль сворачивает на боковую дорожку. Она видит срезанные верхушки деревьев. Видит, как справа открывается вид на равнину. Перед ней заснеженное поле, изрытое снарядами, сплошь покрытое коричневыми воронками. Сопровождающий их офицер показывает вдаль. Там находится пресловутый винно-водочный завод. Она смотрит в бинокль. И слышит “свистящий звук”, за которым немедленно следует грохот. Справа от автомобиля взрывается фонтан земли. Снова грохот. На этот раз слева. Они быстро едут вперед, вдоль аллеи, к небольшой усадьбе. Входят в дом, минуя холл с телефонистами, вступают в просторную, пустую залу, где над массивным столом склонились два офицера.

Вносят чай. София сидит рядом с тем, кто оказался командиром дивизии, — с любезным, опрятно одетым генералом Милеантом. Он выглядит вполне бодрым и объявляет сражение “большой победой русской армии”. Он добавляет: “Только моя дивизия потеряла шесть тысяч штыков”. София вздрагивает, она “и представить себе не могла описания потерь в штыках, а не в раненых и убитых”. Настроение несколько улучшается, когда приходит майор артиллерии, с супругой которого София была знакома, — “она самая элегантная дама во всем Петрограде”. Чаепитие заканчивается в приятной атмосфере. Чувствуется всеобщее облегчение. Каждый из них ощущает, что причастен к тому, что можно назвать успехом. София Бочарская чувствует, что справилась со своей ролью. За чаем они много смеялись.

36.

Вторник, 23 февраля 1915 года

Павел фон Герих ранен и покидает фронт под Карвово

Еще одна бессонная ночь. В полночь фон Гериха и остальных в этом неглубоком сыром окопе подняли отдаленные взрывы снарядов и треск оружейных выстрелов. Так, значит, новая попытка немецкого наступления. На этот раз они атакуют 9-ю Сибирскую стрелковую дивизию, удерживающую позиции слева от полка фон Гериха. Тому не пришлось долго ждать; вот они, световые сигналы его форпостов: красное — белое, красное — белое.

Так что здесь тоже планируется нападение. Ну что же, они готовы к этому.

Полк фон Гериха стоит здесь уже пять дней. Неясно, что происходит в действительности, их спешно перебросили на этот участок фронта, под Карвово, в ста пятидесяти километрах к северо-востоку от Варшавы, прямо на границе с Восточной Пруссией. Немцы перешли здесь в контрнаступление и одерживали победу. Ходили слухи, что многие русские части попали в окружение в густых лесах под Августовом, к северу от них.

Погода не радовала. Сильные морозы сменились оттепелью. Начались дожди, и снег совсем растаял: их наспех вырытый окоп на дециметр был заполнен водой. Они постоянно находились в сырости, страшно мерзли холодными ночами. Сидели на одном чае и отварной картошке. На них то и дело наступала немецкая пехота, а артобстрел был таким мощным, что фон Герих не видел прежде ничего подобного. Его солдаты на грани паники. Однажды ему уже пришлось угрожать им револьвером, чтобы предотвратить бегство с передовой.

В довершение всего фон Герих был несколько раз ранен. Взрывом снаряда его подбросило в воздух, и один осколок попал ему в левую часть шеи: позже он выковырял острый кусочек металла с помощью карандаша. В другой раз, когда он стоял на коленках на краю окопа, корректируя огонь своей артиллерии, ему в лоб угодил осколок снаряда, но в этот момент фон Герих повернул голову, так что этот осколок не проник внутрь, а лишь сильно ударил его, оставив обширную кровавую рану: форма была вся выпачкана в крови. С тех пор его мучили головные боли.