Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили - Клайв Финлейсон

вырастят своих птенцов, два раза в год, однако похоже, что теперь природный баланс нарушен и происходит полный произвол.

Рисунок 8. Пещера Ниах в Сараваке, Борнео (Малайзия). Это самый ранний из известных объектов, связанных с предками в Юго-Восточной Азии, и один из самых ранних за пределами Африки. Фото: Клайв Финлейсон

И это часть человеческой природы: традиционные методы охотников-собирателей были в целом устойчивыми. Стоило нам только найти применение излишкам, как мы быстро исчерпывали свои ресурсы.

Пещеру Ниах не зря называют великой (рис. 8). Как и многие известняковые пещеры, сформировавшиеся в экваториальном климате, Ниах огромна. Было исследовано более трех километров ходов, местами высота пещеры достигает 60 метров, а ее ширина — 90 метров. Свет глубоко внутрь не проникает, передвигаться без подсветки невозможно. Так почему Ниах так важна для нашей истории? Вряд ли дело в ее размере или саланганах. В предыдущей главе мы говорили о том, как молодой и энергичной Дороти Гаррод удалось совершить гигантский прорыв в изучении доисторических времен, особенно на Ближнем Востоке. Потребовался еще один великий человек, чтобы вывести Ниах на передовую исследований доисторических эпох.

Если имя Дороти Гаррод навсегда вписано в историю археологии горы Кармель, то имя Тома Харриссона выгравировано в пещере Ниах. Харриссон родился в Аргентине в 1911 году, получил образование в школе Хэрроу, а затем изучал экологию в Кембридже. У него было множество интересов — от орнитологии и путешествий до журналистики, радиовещания, кинопроизводства и антропологии. Во время Второй мировой войны Харриссон, служивший в британской армии, был десантирован на Борнео, чтобы завербовать местных лесных жителей против японцев. После войны Харриссон остался на Борнео и стал куратором музея Саравака.

В 1954–1967 годах во время работы в музее он вместе со своей женой Барбарой проводил раскопки при западном входе пещеры Ниах[155]. Среди самых удивительных находок был человеческий череп (так называемый глубокий череп), возраст которого, определенный при помощи радиоуглеродного анализа, составляет 40 тысяч лет[156]. В то время археологическое сообщество скептически относилось к выводам о том, что найдены останки древнейших предков в Юго-Восточной Азии. Спустя десятилетия, в 2007 году, группа ученых под руководством кембриджского профессора археологии Грэма Баркера опубликовала данные, которые подтвердили выводы Харриссона[157]. Люди из пещеры Ниах остаются самыми древними из известных предков в Юго-Восточной Азии. Успех в Ниах — это дань проницательности, настойчивости и терпеливости Харриссона, особенно с учетом неприятных условий раскопок в так называемой Адской впадине.

Последние работы в Ниах позволили отнести «глубокий череп» к периоду 41–34 тысячи лет назад[158]. Вероятно, люди жили в пещере даже раньше, по крайней мере 46 тысяч лет назад, во времена, когда неандертальцы были единственными людьми в Европе. Все виды людей, которых мы встретили до сих пор, жили в мозаичных местообитаниях, довольно открытых, обычно с некоторым количеством деревьев, что в значительной мере соответствует саванной гипотезе Орианса. Означает ли это, что люди в Ниах использовали ресурсы дождевого леса и было ли это новым явлением в нашей эволюции?

Картина, которую дает нам Ниах, примечательна тем, что люди использовали целый ряд мест обитания вокруг пещеры, и некоторые из этих мест сегодня уже не найти[159]. Возле Ниах был и дождевой лес, но большую часть периода, проведенного людьми в тех краях, в целом более прохладного и засушливого, чем сегодня, преобладали сухой лес и саванна. Трудно представить себе подобный ландшафт там, где теперь господствует тропический лес, однако даже так близко к экватору ощущалось влияние ледниковых периодов[160]. Ландшафт изменился вместе с климатом, и, похоже, пока люди жили в Ниах между 46 и 34 тысячами лет назад, лес возвращался как минимум дважды[161].

Люди Ниах могли чувствовать себя как дома в открытом лесу и саванне, но они могли эксплуатировать и дождевой лес. Вероятно, лучше всего они ощущали себя в разнородных местообитаниях, его включавших. Эту стратегию мы уже наблюдали, когда говорили о протопредках Ближнего Востока около 70 тысяч лет назад (см. главу 3). Именно в таких мозаичных зонах они научились использовать дождевой лес, не отказываясь полностью от жизни в саванне. Эти люди обладали собственными знаниями и в то же время осваивали новые навыки.

Люди Ниах приводили свои техники охоты и собирательства в соответствие с местами обитания, которые использовали. В теплые и влажные периоды, когда лес вторгался в саванну, эти люди все больше от него зависели. И здесь имел место тот же самый инновационный периферийный процесс, который, как мы видели, был стимулом на протяжении большей части эволюции человека, но, как это ни парадоксально, на этот раз все вышло наоборот: люди стали специалистами по открытым лесам и саваннам, и дремучий лес был для них негостеприимным местом на окраине комфортной для обитания зоны. Именно в лесу они испытывали больше сложностей из-за окружающей среды.

Похоже, их основная продовольственная стратегия была сфокусирована на наиболее распространенных млекопитающих. Тогда это были дикие свиньи, бродившие по саваннам и лесам. Люди Ниах продолжали давнюю традицию человеческого рода, которая заключалась в том, чтобы ловить млекопитающих среднего размера[162], однако им удалось продвинуться в этом на шаг вперед. Те места изобиловали обезьянами и другими приматами, и на них регулярно велась охота: люди Ниах ели приматов, в том числе больших орангутанов[163]. Так они справлялись с новой ситуацией — выходом из саванны на опушку леса. Рассматривать это как некую революцию было бы неправильно. Люди просто делали то, что было характерно для их видов, — они были новаторами, импровизировавшими в новом мире.

Методы ловли животных, по-видимому, были неселективными. Нет никаких доказательств того, что для отлова выбирали особей определенного возраста. Учитывая то, что в лесной среде животных трудно разглядеть и они редко группируются в стаи или большие группы, вполне вероятно, что к этому моменту уже были разработаны методы заманивания в ловушки. Если это действительно так, то становится понятно, почему животных, на которых охотились в Ниах, не разделить на конкретные виды или возрастные категории.

Люди Ниах были всеядны. Они использовали большую часть того, что было им доступно в мозаике леса и окружавшей их саванны. Они ловили черепах и даже варанов. В ход шло и большое количество пресноводной рыбы и моллюсков из местных рек и болот, однако нет никаких признаков того, что они употребляли морепродукты. В течение большей части этого периода уровень