Торпеда для фюрера - Вячеслав Демченко

Хроники «осиного гнезда»

База катеров «Иван-Баба». 1—31 августа 1942 г.

…Больше всех злился и нервничал Гельмут Тёнигес. Причина для негодования у него была, в сущности, точно такая же, как у всех остальных катерников, но сказывался, видимо, темперамент.

Понять любого из командиров, да и моряков из экипажей шнельботов, и самого корветтен-капитана Кристиансена было нетрудно. Всё ведь совпало. И лучший из черноморских противников, новёхонький, перед самой войной построенный советский крейсер, который по всем статьям превосходил свой прототип, «итальянца»[20], оказался и в непосредственной близости, в доступности, в считаных милях от базы катеров. И произошло это лунной ночью, при минимальном волнении, когда ничто не препятствовало торпедным атакам и преследованию. И три, а потом четыре катера участвовали в атаках, что давало возможность ударов изо всех секторов одновременно, чтобы сократить до минимума возможность «Молотова» уклоняться от торпед. Восемь «угрей», коротко сверкнув гладкими боками в лунном свете, врезались в солёную воду и мчались наперерез и вдогон двухтрубному красавцу, озарённому вспышками выстрелов его двадцати четырех орудий и четырёх крупнокалиберных пулемётов. И всё напрасно.

И ладно бы на том закончился б бой, что «Молотов» со своим напарником, лёгким крейсером «Харьков», умчался бы на всех тридцати шести узлах в Новороссийск или в Туапсе. Так нет же, во второй атаке самолётов-торпедоносцев (надо признать, атаке грамотной, с окружением противника и выходом на кинжальную дистанцию и сбросом торпед с бреющего полета) удачливый «хейнкель» влепил G7а рядышком с пером руля. «Молотов» потерял двадцать метров кормы и две трети своего замечательного хода…

Одно утешало в сиём очередном успехе люфтваффе: они крейсера-подранка так и не добили, хотя гнались за русским соединением почти до Новороссийска, до встречи с полудюжиной кораблей, высланных навстречу «Молотову» и «Харькову», и с неожиданно мощным истребительным противодействием. Ну и то ещё, разве, что бравые итальянцы на своих MAS, первыми обнаружив и атаковав «Молотова», истратили все четыре хвалёные свои торпеды типа «W», — и ничего, кроме дюжины осколочных пробоин и трёх раненых матросов в экипажах катеров, не приобрели.

Но нервничать, злиться и донимать попеременно свой экипаж и сослуживцев в офицерской столовой Тёнигесу пришлось целую неделю: авиационная и агентурная разведка, данные радиолокации и радиоперехватов свидетельствовали, что ЧФ не посылает ни одной своей посудины южнее широты Новороссийска.

Похоже, что нервничал и Георг Кристиансен — вступление в командование ведь желательно отмечать победами, а не бесплодными тщаниями с перерасходом дорогущих торпед, снарядов и моторесурса. Кстати, большой расход снарядов всеми катерами в прошедшем ночном бою и его, и снабженцев особо удручал — ну какая была необходимость палить из малокалиберных пушек осколочными по закованному в сплошную броню гиганту? Разве что краску оцарапать.

И вот, наконец, созрело решение организовать ночной поиск прямо в логове врага. «S-102» капитан-лейтенанта Тёнигеса, «S-28» капитан-лейтенанта Кюнцеля и старшего по званию, командира соединения и шнельбота «S-27», корветтен-капитана Германа Бюхтинга с наступлением сумерек 9 августа вышли на охоту. Сначала они забрали почти на десять миль мористее, чтобы наверняка остаться незамеченными возможными наблюдателями, а потом курсом на ост-зюйд-ост вышли на траверз Туапсе. И ещё до полуночи обнаружили цель. Транспорт, примерно 2 тысячи тонн водоизмещением, безо всякого эскорта направлялся куда-то на юг, в Батуми или в Поти, наверное.

Атаковать всем и на боевом ходу не имело смысла. «S-102» на крейсерской скорости, практически незаметный в южную полночь на слегка вспененном море, подошёл на дистанцию восемь кабельтовых и выпустил двух «угрей», и тут же заложил поворот вправо. Через две минуты и пару секунд грохнул первый взрыв, ещё через секунду — второй[21].

«Доброй охоты!» — прокричал по рации Кюнцель.

«Хорошая работа», — констатировал Бюхтинг.

Катера легли на обратный курс…

Следующий выход шнельботов в логово противника состоялся только 31 августа, — раньше не позволяла погода и необходимость профилактики матчасти. Несколько раз поиск откладывался из-за внезапно всплывших неполадок. Ещё пять дней отняло сопровождение транспортов и барж до Керчи и в Азовское море.

Вышли в поиск только два шнельбота — «S-28» капитан-лейтенанта Кюнцеля и «S-102» Тёнигеса. Вышли так же, вечером, и ближе к полуночи обнаружили и потопили близ Новороссийска транспорт «Ян Томп» (1988 брт).

Туапсе. 1943 г. Отдел Смерша НКВД

Столкнувшись в коридоре бывших складов «Пряхинъ и сыновья», старший лейтенант Новик и лейтенант Войткевич узнали друг друга мгновенно, несмотря на своевременные окрики надзирателей: «Лицом к стене!» Оба были не из той породы, у кого коленки подгибаются от зверского рыка «вертухаев». «К стене, так к стене… чего орать-то, к этой, что ли?» Яков даже провёл взглядом через плечо фигуру старшего лейтенанта, остановив одним движением плеча растопыренную пятерню, которой собрался было надзиратель ткнуть его мордой в облупленную штукатурку. Взглядом провёл ироническим, и даже хмыкнул, отметив, как профессионально «не узнал» его Новик, словно Яков для него со штукатуркой слился облупленной. Да и сам Войткевич в заключение своего осмотра зевнул во всю ивановскую, куда уж безразличней. В общем, никак не «Два товарища…»

— «Что же его сюда занесло-то?» — подумал Новик, исчезая за дверью своей камеры.

— «Недавно тут, — отметил, в свою очередь, Войткевич. — Не протух ещё…»

На «завсегдатаев» бывших особых отделов он уже насмотрелся, имел несчастье. Помятые, глаза бессонно-красные, синяки с застоялой желтизной. А Новик бодрячком и даже в «домашних», хоть и казарменного покроя, тапочках.

«Значит, не из-за тех событий он здесь, — немного успокоился Яков, — что свели нас в Крыму весной… Что же тогда?»

Керчь. Лето 1943 г. 1‑я Митридатская ул.